Мы приступили к работе. Он показал мне несколько радиостанций, сложенных на столе под картой. Показал терминал «Ровер», пухлый маленький лэптоп с трафаретом компасного румба по бокам. «Эти радиостанции - ваши уши. Этот «Ровер» - ваши глаза». С их помощью я создавал картину поля битвы, а потом пытался контролировать то, что происходило на поле и в небе над ним. В одном отношении я ничем не отличался от регулировщиков в Хитроу: я проводил время, направляя туда-сюда реактивные самолеты.Но часто работа оказывалась не такой гламурной: я работал охранником, сонно мониторил показания десятков камер, прикрепленных на чем угодно от разведывательных самолетов до дронов. Единственным сражением, которое я вел, была борьба со сном.
- Запрыгивайте. Займите свое место, лейтенант Уэльс.
Я прочистил горло и сел. Я смотрел на «Ровер». Смотрел и смотрел.
Проходили минуты. Я увеличил звук радиостанции. Потом приглушил.
Бакстер хихикнул:
- Это работа. Добро пожаловать на войну.
У «Ровера» было альтернативное название, потому что у всего в армии было альтернативное название.
«Убийство-ТВ».
Например:
- Что поделываешь?
- Смотрю тут «Убийство-ТВ».
Я думал, что название - ироничное. Или это явно фейковая реклама. Потому что единственным убийством тут было убийство времени.
Наблюдаешь за заброшенным комплексом построек, который, как считается, использует талибан.
Ничего не происходит.
Наблюдаешь за заброшенной системой туннелей, которую, как подозревают, использует талибан.
Ничего не происходит.
Наблюдаешь за песочной дюной. И за другой песочной дюной.
Если существует в мире что-то более скучное, чем наблюдение за высыхающей краской, это - наблюдение за пустынной...пустыней. Мне стало интересно, как Бакстер не сошел с ума.
Так что я у него спросил.
Он ответил, что после долгих часов, когда ничего не происходит, вдруг происходит что-то. Фишка в том, чтобы всё это время оставаться начеку.
Если «Убийство-ТВ» было скучным, «Радио «Убийство» было безумным. Из всех портативных радиостанций на столе постоянно доносился лепет на десятках языков - британский и американский английский, голландский, французский, не говоря уж о том, что говорили разные люди.
Я попытался присвоить языкам позывные. Американские пилоты были «Челом». Голландские - «Рэммитом». Французские - «Мираж» или «Ярость». Британцы - «Пар».
Вертолеты «Апач» назывались «Уродливыми».
Мой личный позывной - «Вдова Шесть Семь».
Бакстер сказал, чтобы я взял радиостанцию и поздоровался:
- Представься.
Когда я представился, все голоса оживились и переключили внимание на меня. Они напоминали птенцов, требующих, чтобы их накормили. Их едой была информация.
- Кто вы? Что там происходит? Куда мне направляться?
Кроме информации, чаще всего они хотели получить разрешение. Войти в мое воздушное пространство или покинуть его. Правила запрещали пилотам пролетать в небе, не убедившись, что оно безопасно, что не идет битва, что «Двайер» не палит из тяжелых орудий. Иными словами, это горячая ОЗВД (ограниченная зона военных действий), или холодная? Всё, связанное с войной, вертелось вокруг этой бинарной оппозиции. Военные действия, погода, еда, вода - горячая или холодная?
Мне нравилась эта роль смотрителя ОЗВД. Нравилась идея столь тесного сотрудничества с летчиками-асами, мужчинами и женщинами столь высокого профессионализма, нравилось, что я - их последнее звено связи с землей, их альфа и омега. Я был... Землей.
Их потребность во мне, их зависимость от меня формировала мгновенную связь. Кипели странные эмоции, возникала причудливая связь.
- Привет, Вдова Шесть Семь.
- Привет, Чел.
- Как твой день?
- Пока спокойно, Чел.
Мы сразу стали друзьями. Товарищами. Это чувствовалось.
После сеанса связи я переключал их на авианаводчика в Гармсире, маленьком городке на реке поблизости.
- Спасибо, Вдова Шесть Семь. Доброй ночи.
- Роджер, чел, береги себя.
Получив разрешение пересечь мое воздушное пространство, пилот не всегда летел через него, иногда он пролетал стрелой, а иногда ему срочно нужно было узнать условия на земле. Каждая секунда имела значение. Жизнь и смерть были в моих руках. Я спокойно сидел за столом, держал газировку и шариковую ручку. («О, шариковая ручка. Вау»), и в то же время находился в эпицентре событий. Это было весело, я учился этому, но было страшно. Незадолго до моего прибытия авианаводчик перепутал одну цифру, зачитывая геокоординаты американскому F-15, в результате бомба по ошибке упала на британские войска вместо войск врага. Трое солдат погибли, двое были ужасно изувечены. Так что каждое слово и цифра, произнесенные мною, имели последствия. Мы «предоставляли поддержку», эту фразу повторяли постоянно, но я понимал, насколько она эвфимистична. Не меньше, чем пилоты, мы иногда несли смерть, а когда дело касается смерти больше, чем жизни, нужно быть точным.