Запасной

  Меня не волновала стратегия. Я не хотел, чтобы меня считали расистом. Я не хотел быть расистом.

  Больше всего меня беспокоил Ахмед. Я связался прямо с ним и извинился. Он ответил, что знает, что я - не расист. Сказал, что ничего страшного. Но было страшно. Из-за его прощения и легкого отношения к происходящему я чувствовал себя еще хуже.

  29.

  Споры становились всё ожесточеннее, и я отправился на авиационную базу «Баркстон-Хит». Странное время, чтобы начинать летную практику, странное время для любой практики. У меня от рождения было плохо с концентрацией внимания, а сейчас стало плохо, как никогда. Но я сказал себе: «Возможно, сейчас - самое лучшее время». Мне хотелось спрятаться от людей, улететь с этой планеты, но, поскольку ракеты у меня не было, возможно, сойдет самолет.

  Но прежде, чем я смогу сесть в самолет, армия должна убедиться, что я подхожу для этого. Несколько недель они проверяли мой организм и изучали мой разум.

  Пришли к выводу, что в моем организме нет наркотиков. Кажется, их это удивило.

  И даже не совсем болван, хотя видеозаписи свидетельствовали о противоположном.

  Так что...приступим.

  Мне сказали, что мой первый самолет - «Светлячок». Ярко-желтый, жесткое крыло, один винт.

  Простой механизм, по словам моего первого инструктора, сержанта-майора Були.

  Я сел в кабину и подумал: «Да неужели? Мне он простым не кажется».

  Я повернулся к Були и начал его изучать. Он тоже был непрост. Низенький, полноватый, суровый, воевал в Ираке и на Балканах, ему пришлось непросто, учитывая, что он видел и через что ему пришлось пройти, но в действительности эти военные кампании, кажется, не оставили на нем никакого негативного отпечатка. Наоборот, он был очень мягок.

 Ему нужно было быть таким. Моя голова была забита совсем другим, на занятиях был очень рассеян, это было заметно. Я думал, что Були потеряет терпение, начнет кричать на меня, но он никогда не кричал. После одного из занятий он пригласил меня на мотопрогулку по сельским полям:

  - Поедемте проветрим голову, лейтенант Уэлс.

  Это сработало. Как волшебство. И мотоцикл, великолепный «Триумф 675», вовремя напомнил мне о том, что я искал в этой летной практике. Скорость и мощь.

  И свободу.

  Потом мы поняли, что не свободны: журналисты следовали за нами повсюду и фотографировали нас возле дома Були.

  Освоившись в кабине «Светлячка» и изучив панель управления, мы, наконец, взлетели. Во время одного из наших первых совместных полетов Були без предупреждения бросил самолет в пике. Я почувствовал, что левое крыло опустилось, очень неприятное ощущение беспорядка, энтропии, а через несколько секунд, показавшихся мне десятилетиями, он вернул самолет на нужную высоту и выровнял крылья.

  Я уставился на него:

  - Что это за полнейшая...?

  Не была ли это отмененная попытка самоубийства?

  Були мягко ответил «нет». Это был следующий уровень моего обучения. В воздухе бесконечно многое может пойти не так, объяснил он, и нужно показать мне, что с этим делать, но, кроме того, показать, как это делать.

  Сохраняй спокойствие.

  Во время следующего полета он выполнил тот же трюк, но на этот раз не вернул самолет на место. Когда мы вертелись и пируэтами летели к земле, он сказал:

  - Пора.

  - Что пора?

  - Тебе пора... сделать это.

  Он посмотрел на панель управления. Я схватил рычаги, включил двигатели, кажется, как раз вовремя вернул самолет на необходимую высоту.

  Посмотрел на Були, ожидая поздравлений.

  Ничего. Практически никакой реакции.

  Потом Були повторял это снова и снова - отключал двигатели и отправлял наш самолет в свободное падение. Когда нас оглушал скрип металла и белый шум выключенного двигателя, он спокойно поворачивал голову влево:

  - Пора.

  - Пора?

  - Ты управляешь.

  - Я управляю.

  Когда я включал двигатели и мы в целости и сохранности возвращались на базу, нас никогда не встречали с фанфарами. С нами даже не особо разговаривали. Никаких медалей в кабине Були - мы просто выполнили свою работу.

  Наконец, одним ясным утром после обычных кругов над аэродромом мы мягко приземлились, и Були выпрыгнул из «Светлячка», словно самолет был объят пламенем.

  - В чем дело?

  - Пора, лейтенант Уэлс.

  - Пора?

  - Полетите один.

  - О. Ладно.

  Я взлетел. (Сначала убедился, что мой парашют закреплен). Сделал один или два круга над аэродромом, всё время повторяя про себя:

  - Полная мощность. Держи руль на уровне белой линии. Тяни...медленно! Опусти нос. Не поворачивай по вертикали! Поворачивай вверх. Выравнивай. Окей, теперь ты с подветренной стороны. Свяжись с диспетчером. Проверь сигнальные огни.

  Контроль на посадке.

  Заглуши двигатель!

  Начни спускаться.

  Вот так, теперь ровно.

  Посадочная дистанция, выравнивай, выравнивай.

  Посадочная полоса третьей степени.

  Прошу разрешения на посадку.

  Направь самолет туда, где ты хочешь его посадить...

  Я приземлился без происшествий и уехал на такси с посадочной полосы. Человеку обычному это могло бы показаться рядовым полетом в истории авиации. Для меня это был один из самых невероятных моментов в жизни.

  Стал ли я теперь пилотом? Вряд ли. Но я следовал своему пути.