Учебный курс длился три месяца, и за это время я чуть с ума не сошел. Каждую ночь я заваливался в свою комнату, похожую на келью, в офицерском корпусе, и начинал засыпать жалобами друга по телефону или своего телохранителя. Я уже подумывал совсем бросить этот курс. Даже не хотел управлять «Апачем». Всем об этом говорил с раздражением. Я хотел управлять «Рысью». Ее легче освоить, и я быстрее вернусь на войну. Но мой командир, полковник Дэвид Майер, полностью отмел эту идею:
- Это невозможно, Гарри.
- Почему, полковник?
- Потому что у тебя есть базовый оперативный опыт разведки, ты был хорошим авианаводчиком, и ты - чертовски хороший летчик. Ты будешь управлять «Апачем».
- Но...
- По тому, как ты летаешь, как читаешь местность, я могу сказать, что это - то, для чего ты предназначен.
Для чего предназначен? Этот курс был пыткой!
Но я каждый день приходил вовремя. Являлся со своими папками на трех застежках, полными информации об «Апачах», и слушал лекции с упорством безумца. Я пытался использовать всё, чему научился у своих инструкторов от Були до Найджа, и воспринимал класс как падающий самолет. Мое задание - вернуть над ним контроль.
Но в один прекрасный день...курс закончился. Мне сказали, что теперь мне, наконец-то, разрешено сесть в самый что ни на есть настоящий «Апач».
Для...наземного руления.
- Вы шутите?
- Четыре урока, - ответили мне.
- Четыре урока...руления?
Как оказалось, четырех уроков было маловато, чтобы впитать все знания, необходимые для наземного руления такой огромной птицей. В процессе руления чувство у меня было такое, словно летательный аппарат шел на ходулях по огромной бадье с желе. Бывали мгновения, когда я сомневался, что у меня получится, спрашивал себя, не закончится ли мое путешествие здесь, даже еще не начавшись.
Частично я объяснял свои трудности расположением сидений. В «Светлячке» и в «Белке» инструктор всегда находился справа от меня. Он мог протянуть руку, сразу исправить мои ошибки или составить правильный маршрут. Були нажимал кнопки на панели управления, или Найдж нажимал на педали, и я делал то же самое. Я понял, что многое из того, чему я научился в жизни, я постиг посредством копирования. В большей мере, чем большинство людей, я нуждался в наставнике, в гуру, в партнере.
А в «Апаче» инструктор сидел впереди или сзади, он был невидим.
Я был абсолютно один.
Но в конце концов проблема расположения сидений утратила актуальность. Изо дня в день «Апач»' становился мне всё ближе, бывали дни, когда я даже чувствовал себя хорошо.
Я научился находиться там один, самостоятельно думать, самостоятельно действовать. Научился общаться с этим большим, быстрым, своенравным, красивым животным, научился говорить на его языке, слушать, что этот зверь говорит мне. Научился одновременно нажимать кнопки на панели управления и педали. Научился восхищаться этим феноменальным устройством - невообразимо тяжелым, но ловким, как пуля. Самый технически сложный вертолет в мире, и самый проворный. Я понимал, почему лишь единицы умели управлять «Апачем», и почему на обучение этих людей уходили миллионы долларов.
А потом...пришло время делать всё это ночью.
Мы начали с упражнения под названием «мешок», которое полностью соответствовало своему названию. Окна «Апача» были закрыты, и вы себя чувствовали словно в мешке из коричневой бумаги. Условия за пределами вертолета нужно было определить с помощью приборов и устройств. Пугающе, но эффективно. Нужно было развить у себя нечто вроде третьего глаза.
Потом мы взлетели на «Апаче» в настоящее ночное небо, облетели вокруг базы и медленно вылетели за пределы территории. Меня немного трясло от страха, когда мы первый раз летели над равниной Солсбери, над всеми этими пустынными долинами и рощами, где я бегал и ползал, выполняя первые упражнения. Потом я летал над более населенными участками. Потом - Лондон. Темза блестела во тьме. Колесе Миллениума подмигивало звездам. Парламент и Биг-Бен, и дворцы. Интересно, там ли бабушка, не спит ли она. Замирают ли корги, когда я грациозно кружусь над их пушистыми головами?
Поднят ли флаг?
Во тьме я отлично научился использовать монокль - самый удивительный и знаковый элемент технологии «Апача». Сенсор в носовой части «Апача» передавал изображения по кабелю в кабину, откуда они поступали в монокль, закрепленный на моем шлеме, перед правым глазом. Через этот монокль я получал все свои знания о внешнем мире. Всё мое восприятие сводилось к этому маленькому порталу. Сначала ощущение было такое, словно я пишу пальцами ног или дышу ухом, а потом это стало моим вторым «я». А потом началась мистика.