Под моим креслом находилась 30-мм пушка, плюс два "Адских огня" на крыле, 50-килограммовые управляемые ракеты, которые могли быть оснащены различными боеголовками, одна из которых отлично подходила для уничтожения особо важных целей. Кроме «Адских огней» у нас было несколько неуправляемых ракет класса "воздух-земля", которые на нашем конкретном «Апаче» были с дротиками. Чтобы выстрелить "дротиками", нужно было наклонить вертолёт вниз под точным углом; только тогда ракета вылетала, как облако дротиков. Это и была "флешетта", по сути, смертоносная очередь из 80 пятидюймовых вольфрамовых дротиков. Я вспомнил, как в Гармсире слышал о том, что нашим войскам приходилось собирать с деревьев куски талибов после прямого попадания флешеттами.
Мы с Дейвом были готовы стрелять этими флешеттами. Но разрешения по-прежнему не было.
Мы ждали. И ждали. И смотрели, как талибы на скорости разбегаются в разные стороны.
Я сказал Дэйву:
Мы увязались за двумя мотоциклами и поехали за ними по ветреной дороге. Теперь они разделились.
Мы выбрали один, поехали за ним.
Наконец, диспетчер вернулся к нам.
Я покачал головой и подумал:
Я сказал,
Дэйв сказал использовать "Адский огонь". Однако мне не хотелось его использовать; я выстрелил из 30-мм пушки.
Ошибка. Я попал в мотоцикл. Один человек упал, предположительно погиб, но другой спрыгнул и побежал в здание.
Мы сделали круг, вызвали наземные войска.
Спустя долгое время после возвращения на базу я провёл своего рода ментальное сканирование. Я был в бою раньше, приходилось и убивать, но то был мой самый прямой контакт с врагом за всю жизнь. Другие бои были более безличными. В этом случае я смотрел на цель, нажимал на спусковой крючок и стрелял.
Я спросил себя, что я чувствую.
Я получил моральную травму?
Нет.
Грустно?
Нет.
Удивлён?
Нет. Я подготовлен во всех отношениях. Я делал свою работу. То, ради чего мы тренировались.
Я спросил себя, не был ли я бессердечным, возможно, безразличным. Я спрашивал себя, не связана ли моя заторможенность с давним неоднозначным отношением к смерти.
Я так не думал.
Это была простая математика. Это были плохие люди, которые делали плохие вещи с нашими парнями. Плохо поступали с миром. Если этот парень, которого я только что убрал с поля боя, ещё не убил британских солдат, то скоро убьёт. Убрать его означало спасти жизни британцев, спасти британские семьи. Забрать его означало, что будет меньше молодых мужчин и женщин, завёрнутых, как мумии, и отправленных домой на больничных койках, как парни в том самолёте четырьмя годами ранее, или раненые мужчины и женщины, которых я навещал в Селли-Оук и других госпиталях, или отважная команда, с которой я отправился на Северный полюс.
И поэтому моей главной мыслью в тот день, моей единственной мыслью, было желание, чтобы диспетчер вернулся к нам раньше, дал разрешение стрелять быстрее, и мы смогли бы достать остальных семерых.
И всё же, и всё же… Много позже, разговаривая об этом с приятелем, он спросил:
Или о стаях мотоциклов, которые преследовали меня тысячу раз?
Мне было трудно ответить.
54
ОДИН из наших беспилотников наблюдал за тем, как талибы обучают бойцов. Вопреки распространенному мнению, у талибов было хорошее оборудование. Не такое, как у нас, но хорошее, эффективное — при правильном использовании. Поэтому им часто требовалось устраивать для своих солдат своего рода подготовительные курсы. В пустыне часто проводились занятия, инструкторы демонстрировали новейшее оборудование из России и Ирана. Именно таким был этот урок, снятый беспилотниками. Урок стрельбы.
Зазвонил красный телефон. Все опустили кружки с кофе и пульты управления PlayStation. Мы побежали к "Апачу", полетели на север с хорошей скоростью, на высоте 25 футов от земли.
Начинало темнеть. Нам приказали держаться на расстоянии около 8 километров.