Запасной

81

Если не считать случайных покупок, в 2015 году я почти не выходил из дома.

От слова "совсем".

Больше никаких случайных ужинов с друзьями. Никаких домашних вечеринок. Никаких клубов. Ничего.

Каждый вечер я возвращался домой сразу после работы, ел над раковиной, а потом занимался бумажной работой, на посматривая сериал "Друзья".

Папин повар иногда закладывал мне в морозилку куриные пироги, пирожки с творогом.

Я был благодарен за то, что мне не нужно было так часто ходить в супермаркет... хотя пироги иногда заставляли меня вспомнить гуркхов и их тушёную козлятину, в основном потому, что они были такими неострыми. Я скучал по гуркхам, по армии. Я скучал по войне.

После ужина я выкуривал косяк, стараясь, чтобы дым не попадал в сад соседу, герцогу Кентскому.

Потом я рано ложился спать.

Одинокая жизнь. Странная жизнь. Я чувствовал себя одиноким, но одиночество было лучше, чем паника. Я только начинал открывать для себя несколько здоровых средств от паники, но пока я не почувствовал себя более уверенным в них, пока я не почувствовал себя на более твёрдой почве, я опирался на одно явно нездоровое средство.

Избегание.

Я был агорафобом.

Что было почти невозможно, учитывая мою публичную роль.

После одной речи, которую нельзя было ни избежать, ни отменить, во время которой я чуть не упал в обморок, Вилли подошел ко мне за кулисами. Со смехом.

Гарольд! Посмотри на себя! Ты весь промок.

Я не мог понять его реакцию. Почему именно он? Он присутствовал при моей самой первой панической атаке. Вместе с Кейт. Мы ехали на матч по поло в Глостершире в их Range Rover. Я сидел сзади, а Вилли смотрел на меня в зеркало заднего вида. Он увидел, что я вспотел и покраснел, как помидор. Ты в порядке, Гарольд? Нет, не в порядке. Поездка длилась несколько часов, и каждые несколько миль я хотел попросить его остановиться, чтобы выпрыгнуть и перевести дух.

Он знал, что что-то случилось, что-то плохое. Он сказал мне в тот день или вскоре после этого, что мне нужна помощь. А теперь он дразнил меня? Я не мог представить, почему он такой бесчувственный.

Но я тоже был виноват. Нам обоим нужно было проявить внимательность, мы оба должны были признать моё разрушающееся эмоциональное и психическое состояние таким, каким оно было, потому что мы только что начали обсуждать запуск общественной кампании по повышению осведомлённости о психическом здоровье.

82

Я поехал в Восточный Лондон, в больницу Миссии Милдмей, чтобы отметить её 150-летие и недавний ремонт. Мама как-то нанесла туда знаменитый визит. Она пожала руку ВИЧ-инфицированному мужчине и изменила тем самым мир. Она доказала, что ВИЧ — это не проказа, что это не проклятие. Она доказала, что болезнь не лишает людей любви и достоинства. Она напомнила миру, что уважение и сострадание — это не подарок, это самое малое, что мы должны проявлять друг к другу.

Оказалось, что её знаменитый визит на самом деле был одним из многих. Работник Милдмэй отозвал меня в сторону и рассказал, что мама часто приходила в больницу. Без фанфар, без фотографий. Она просто заходила, делала так, чтобы нескольким пациентам становилось лучше, а потом убегала домой.

Другая женщина рассказала мне, что была пациенткой во время одного из таких визитов. Она родилась ВИЧ-положительной и помнит, как сидела на коленях у мамы. Ей тогда было всего два года, но она помнила.

Я обнимала её. Вашу мама. Правда.

Лицо покраснело. Я почувствовал такую зависть.

Правда?

Да, да, да, и это было так приятно. Она так здорово обнималась!

Да, помню.

Но я не помнил.

Как бы я ни старался, я почти ничего не запомнил.

83

ПОБЫВАЛ В БОТСВАНЕ, провёл несколько дней с Тидж и Майком. Я почувствовал тягу к ним, физическую потребность отправиться в путешествие с Майком, снова сидеть на коленях у Тидж, разговаривать и чувствовать себя в безопасности.

Чувствовать себя дома.

Самый конец 2015 года.

Я проникся к ним доверием, рассказал им о своих сражениях с тревогой. Мы сидели у костра, где всегда лучше всего обсуждать такие вещи. Я рассказал им, что совсем недавно нашёл несколько способов, которые вроде как работают.

Так что... была надежда.

Например, терапия. Я последовал предложению Вилли, и хотя не нашёл терапевта, который бы мне понравился, простое общение с несколькими из них открыло мне новые возможности.

Кроме того, один терапевт вскользь сказал, что я явно страдаю от посттравматического стресса, и это меня насторожило. Это заставило меня двигаться, как мне казалось, в правильном направлении.

Ещё мне, похоже, помогла медитация. Она успокоила мой бешеный ум, принесла определённое спокойствие. Я не любил молиться, природа по-прежнему была моим Богом, но в самые тяжёлые моменты я закрывал глаза и затихал. Иногда я также просил о помощи, хотя не совсем понимал, кого прошу.

Время от времени я чувствовал ответы.