Запасный полк

РОГОВ. Неверно. Положено по-офицерски. То горячитесь, то скромничаете. Я вас, кажется, помню... Не вы ли капитаном служили в дивизии Золотова? В Архангельске...

БЕЛЯЕВ. Так точно, товарищ генерал. Я еще в Москве, когда узнал, что меня к вам, — обрадовался. Хотел представиться — не застал.

РОГОВ. Имейте в виду, со старых знакомых жестче спрашиваю. И вам советую поступать так же. Приказываю решительно повысить требовательность в частях, покончить с благодушием, укрепить дисциплину. Действуйте решительно и... получите на первый раз выговор.

Полковник повесил трубку, посидел с минуту, глядя куда-то поверх настольной лампы, освещавшей кабинет зеленым светом, затем перевел взгляд на часы.

— Хорошо, — произнес он. — Слушаюсь, товарищ генерал.

Он вышел из кабинета и прошелся пустынными коридорами штаба. Сидевший в приемной ординарец последовал за ним. Беляев открывал двери комнат и зло, с шумом захлопывал их. На местах никого не было.

«Покончить с благодушием, — подумал он и усмехнулся. — Не слишком ли засиделись эти... благодушные?» Он вспомнил начштабрига Чернявского, начальника строевой части Солонцова, сухощавого и уверенного в себе Гавохина в чеховском пенсне на черном шнурочке, по-армейски уважительного, подтянутого командира полка Зачиняева, других командиров из частей бригады, с которыми не успел как следует познакомиться за эти два дня, и подумал, что он-то у всех на виду и нрав его многим не по душе.

Беляев рывком распахнул дверь в кабинет начальника политотдела, не надеясь увидеть хозяина кабинета. За столом сидел малорослый человек с лобастым лицом и черточкой усиков. В петлицах его гимнастерки было по два прямоугольника.

Полковник аж крякнул от неожиданности.

— Вот это сюрприз, — сказал он входя. — Не ожидал, право, не ожидал застать.

— А я ожидал, — приятным тенором произнес лобастый, вставая, и веселый огонек блеснул в его черных, почти цыганских глазах. — Был уверен, что командир бригады все же посчитает нужным познакомиться с начальником политотдела, комиссаром... — Его произношение выдавало в нем украинца. — Батальонный комиссар Дейнека, товарищ полковник, — представился он. — Готовлюсь к докладу. Завтра семинар парторгов подразделений.

— Готовитесь, значит. — сказал командир бригады, с неприязнью глядя на Дейнеку. — Пока вы здесь готовитесь, на фронт уходят неготовые бойцы. Это знаете?

Батальонный комиссар молчал, и легкая бледность явственно проступила на его смуглых щеках.

«Струсил, — подумал Беляев. — Книжник, кабинетчик».

— Историю с ротой слышали? Вот вам и политработа, и коммунисты-тыловики... Временщики, вот кто...

— Вы не знаете наших коммунистов, товарищ полковник, а беретесь с ходу судить о партийной организации в целом, — спокойным и поэтому совершенно неожиданным тоном сказал Дейнека. — Историю с ротой знаю. Только не следует обобщать, иначе можно загубить перспективу. — Он вытащил плексигласовый портсигар и нервно достал папиросу.

— Честь мундира отстаиваете? — спросил Беляев, пристально разглядывая человека, который так стойко «держал оборону».

— Мундира еще не успел сшить, хожу в затрапезной гимнастерке, — отбился Дейнека. — А отстаиваю истину и честь вверенного вам воинского соединения. Хотел бы подсказать...

— На фронте-то были, товарищ батальонный комиссар? — перебил его Беляев.

— Месяц тому назад выписался из госпиталя, товарищ полковник. А лежал я полгода на резине с переломом позвоночника. Под Ельней...

Полковник молчал, искоса поглядывая на Дейнеку. Затем сел на стул, взял со стола книжку и повертел ее, перелистывая страницы.

— Дядька мой в Киргизии работал на конном заводе, объезжал «дикарей», — проговорил Дейнека. — Рассказывал: вскочит, бывало, на необъезженного и кулаком по голове... Оглушит, а тогда уже полдела сделано.

— Ты не обижайся... — сказал Беляев, отложив книгу. — Самого меня здесь оглушило. Тишиной. Встретился я здесь на станции...

— Мотористы, что ли?

— Знаете?

— Как же, — хмыкнул Дейнека. — Еще и оперный артист из Ташкента. Борский накуролесил, начальник штаба. Бригада политотдела уже там. С утра. К сожалению, Щербак отсутствует.

— Кто такой?

— Комиссар полка. Глаз цепкий, он, пожалуй, доискался бы... В Политуправление вызвали, сватают в инструкторы. А он отбивается, на фронт хочет. Между прочим, есть ваша правда, есть. Многие на фронт рвутся, считают себя временными здесь жителями, вот именно, временщики. — Дейнека передохнул, успокаиваясь, и вдруг улыбнулся: — Кстати, как устроились? Давно собираюсь спросить, да вот не довелось познакомиться.

— Спасибо. Чай пью вовремя, а квартирку мне зря такую приготовили. Я человек холостой.

— Квартира эта генеральская, бывшего командира бригады.

— Слышал о нем.

— Совсем расклеился старик. Сердце.