Он настойчиво рассказывал, как все его вещи один раз утонули, а его самого захлестнуло веревкой и утянуло течением под завал. Кажется, в верховьях Лены.
Завалы громоздились, веревка затягивалась и душила, счет уже полчаса шел на секунды, Игорёша все больше и больше пришепетывал. Стало как-то неловко за старшего товарища, но я совсем не показывал вида. Да и за него ли это смущение?
Возможно, это было смущение бросившего пить человека во время веселых посиделок. Да не возможно, а точно.
– …Лежу на дне умиротворенный и абсолютно спокойный… листики наверху проплывают… и вдруг такой луч солнца… яркий луч солнца… – Игорёша даже вскочил на ноги, вынул спичку изо рта и взмахнул ей, освещенный огнем среди темноты, словно дирижер, призывающий оркестр к вниманию. – Понимаешь, солнце сквозь прозрачнейшую воду, сквозь рябь, сквозь струи… и я сказал себе: я не имею права сдаваться, черт побери! Я вспомнил про нож…
– Игорь, то, что ты рассказываешь… – стал протирать очки Орлов.
– Я рассказываю то, что со мной произошло…
– Я тебе верю, верю.
– Нет, ты можешь, конечно, не верить…
– Я все-таки верю.
Затем они вместе сошлись во мнении, что самогонка от тети Тани в разы лучше самогонки от тети Шуры.
– Эту тетьшурину лучше уберем на завтра, а вот ту чудесную…
Дойдешь до дома, вернешься к костру с новой бутылкой, а разговор сместился, он уже о том, что мой старший товарищ изменил течение реки, чтобы достать свои затонувшие под завалом вещи.
– Игорь, я скажу, что это вполне себе подвиг из эпической поэмы…
– Один… никого… босиком, и только нож на ремне… И я сделал это. Я отвел реку в другое русло.
И тут Орлов сказал важные писательские слова:
– Игорь, понимаешь, ты – рыцарь.
– Да пошел ты…
– Нет, Игорь, слушай меня. Ты – рыцарь. Всё. Тут ничего не поделаешь, нужно просто смириться. Вот есть разные люди, они по-разному… А ты вот такой. Твое дело – подвиги. Каждый день, как зубы чистить…
– Негодяи вы, смеетесь над старым, лапотным, сиволапым, посконным, сермяжным человеком…
Остаток лета он провел в Питере. Вывозил на Ладогу друзей и знакомых с детьми, жарил им на костре мясо, рассказывал байки, ловил окуней и готовил на решетке над углями. Людям всегда нравилось с ним на природе, они, наверное, чувствовали себя уютно и безопасно, как с книжкой на диване. Я их понимаю.
Он отправлял мне в Ватсап фотографии жареных окуней и щучек, загорающих знакомых и их детей, а в середине сентября вдруг выслал картинку, которая открывалась из окна его нового жилища: побуревшую к осени просторную долину реки, заросшую карликовой березкой, и высокий камчатский вулкан на горизонте.
Я показал картинку жене. Она рассмотрела ее, растянув пальцами на экране телефона, затем изучающе рассмотрела меня:
– Хороший у тебя друг. – Опять вернулась к телефону и вулкану на горизонте. – Меня все это в нем так бесило, а сейчас, наоборот, думаю: он остался этому верным, и мне это так нравится. Он верный. Это как-то так…
Жена долго подбирала подходящее слово, но не вышло. Она просто прикоснулась несколько раз пальцами к своей груди где-то между ключицами и самой себе утвердительно покивала.
А еще через месяц мне позвонил из Питера Серега, у которого Игорь раньше работал и жил в мебельном цеху. Позвонил, чтобы сообщить неприятную новость.
Мой старший товарищ оказался в больнице Петропавловска-Камчатского с инфарктом и инсультом. Рак почки четвертой степени с метастазами, который и спровоцировал все это. Лечить поздно, ему обещают не больше месяца.
– Я с ним поговорил. Он слышит, иногда даже что-то вроде отвечает. Хотя и не поймешь, что именно. С ним сейчас сын. Позвони ему, он будет рад, – сказал мне Серега. – Так что такие вот дела.
И я не позвонил.
Ходил вокруг телефона, готовился. Потом отложил на утро. Потом разозлился на Игорёшу и назначил себе время в обед, а в обед понял, что на Камчатке наступила ночь.
Так и не набрался смелости, а через неделю его не стало.
Экспедиция
Путешествия и путешественники – две вещи,
которые я ненавижу, и тем не менее: вот он я, собираюсь рассказать вам историю моих экспедиций.
Не вздумайте говорить, что ваша фамилия
Леви-Стросс… Это же джинсы!
С утра перед отъездом Полина сгоняла в «Ашан», купила продуктов и отвезла маме, забила холодильник.
– Мне все это не нужно, – с ходу заявила мама и пошла срочно протирать пыль в комнате. Но тут же появилась на кухне, чтобы сполоснуть тряпку. Косилась, как дочь достает из пакетов покупки.
Вместе с ней вошел жирный кастрированный кот, сел, отвернул морду, обвился хвостом.