Запечатление (СИ)

Макмайер напрягся, тоже устремив свой взгляд на дверь и ожидая, чего угодно, что, в какой-то мере, помогло ему абстрагироваться от близости до беспамятства желанного омеги. Казалось, он был готов ко всему, даже к тому, что сейчас узрит ещё одного высокородного, а после будет растерзан биополями этих двоих на мелкие кусочки, более того, он желал быть растерзанным, внутренне содрогаясь от собственных желаний, похотливых и недостойных. Но к тому, что увидел альфа, он был совершенно не готов, вместе со скрипом двери спальни, сознательно, таки подавшись инстинктам сущности, разорвав в клочья щиты своей сдержанности, наконец, вдохнув смесь двух ароматов – вишни и миндаля – на полную грудь.

- Что случилось, Люциус? – сонно хлопая пушистыми ресничками, спросило это создание, и альфа до судороги в пальцах вцепился в подлокотники, чтобы сейчас же опрометчиво не сорваться с места, правда, явно не для того, чтобы покинуть квартиру омег, когда взгляд светло-зеленых глаз остановился на нем. – Ой, альфа! – всхлипнул омежка, стыдливо сжимая полы широкой рубашки в кулачке, пытаясь прикрыть свои точеные бедра.

Конечно, это был не совсем тот Элиот Карпентер, фото которого было прикреплено к делу. Невысокий, тоненький и изящный, как тростиночка, округлое милое личико в обрамлении светлых, завивающихся крупными кольцами волос, с большими глазами и пухлыми губками, милым румянцем на щечках и золотом пушистых ресничек, - да, безвкусной фотографии было далеко до оригинала. Единственное, что в деле было правдивым, так это уровень редукции мальчишки – R-уровень, ввиду чего, в присутствии более сильной, незнакомой особи, биополе омежки опасливо всколыхнулось, сжимаясь в плотный комочек.

- Не бойся, Эли, - ласково проворковал Нойманн, опутывая омежку прочным ментальным коконом и подзывая его к себе. – Это инспектор Коул Макмайер из Отдела Нравственности. Он не причинит тебе вреда.

- Здравствуйте, - скороговоркой выпалил Эли, юркнув к своему партнеру на диван, всполошено прижимаясь к его боку и отчаянно кутаясь в кольце его объятий и ментальных витков, а внутри Коула Макмайера удивление, смущение, восхищение, желание сменялись негодованием и агрессией гона, потому что это смазливое недоразумение носило на себе метку именно Люциуса Нойманна, будучи запечатленным, в чем не позволяли усомниться сплетающие ментальные витки этих омег, искренне и по любви.

- Это же ещё ребёнок, - прорычал альфа, придирчиво рассматривая это невинное, хрупкое создание, которому, судя по материалам дела, должно было быть уже двадцать, и которое так отчаянно прижималось к Нойману, смотря на него, слабого альфу, с опаской и недоверием. – Ему же лет пятнадцать, - Коул мог понять многое, даже наличие в обществе Homo memoratrices гомосексуальных пар, но запечатление несовершеннолетнего, сексуальная связь с ним, да ещё и со стороны другого омеги – нет, этого Макмайер, даже несмотря на весь свой внутренний трепет перед высокородным, который побуждал закрыть глаза и на это, понять и принять не мог. Это было отвратительно и гнусно. Подобное нельзя простить даже высокородному. Нет, высокородные вообще не имеют права на подобные низости или же… Или же каста богоподобных прогнила настолько, что понятия Служение, Долг, Нравственность стали всего лишь уздой, который было так сподручно управлять массами?

- Мне шестнадцать, - обиженно буркнул омежка, ещё плотнее прижимаясь к своему старшему, - и я действительно уже учусь в университете.

- Это не аргумент, - рыкнул альфа, а после… после, устало выдохнув, обессилено откинулся на спинку кресла, с безразличием осознавая, что он упустил свой шанс. Даже подступающий жар гона притупился, накрыла апатия, отрешенность, опустошенность. Он уже держал свою цель в руках, но она утекла сквозь пальцы, снова став призрачным маячком на горизонте, а все потому, что в нем взыграли принципы. А ведь он, почти за тридцать лет жизни, должен был уже понять, что в системе дал-эйрин этим самым принципам нет места, что те, кто хочет хотя бы кончиками пальцев прикоснуться к вершине, должны забыть о стандартах общества Homo memoratrices, заключающиеся в понятиях Служение, Долг, Нравственность, что для того, чтобы стать чем-то более значимым, нежели исполнительный и ответственный обыватель, нужно не раздумывать и оглядываться, а разделять и властвовать. Коул Макмайер так не мог, переоценив собственные силы, которые, и правда, соответствовали его безнадежному уровню редукции.

- Прошу прощения, - альфа поднялся, намереваясь уйти, ведь, по сути, он исполнил свой долг служащего, и больше ничего его здесь не держало, а то, что ему стало известно… Коул горько усмехнулся: что ж, даже у смертников есть право на последнее желание.

- Уже сдаетесь, инспектор? – внезапно, тягуче, с ощутимым лукавством, спросил Люциус, заставив его, вздрогнув, замереть. – Жаль, - после несколько секундного молчания, так и не дождавшись ответа, констатировал Нойманн с явным сожалением, - я был о вас более высокого мнения.