Вот уже полгода как Макмайер был кем-то запечатлен, но все его, и коллег в том числе, попытки разузнать что-то большее, чем то, что этот некто обладает низким уровнем редукции, были тщетны. Альфа молчал, исполнительно трудился и каждый вечер уезжал к своему омеге, чтобы на следующий день прийти на работу, ещё более сильно пахнущим вишней и миндалем. Такое странное и неповторимое сочетание, от которого даже у Роджера, слабого беты, перехватывало дыхание. А все началось сразу же после той инспекции в Осозе… Впрочем, пусть и негласно, но Спектариус запретил обсуждать что-либо личное в пределах Департамента, так что все разговоры о том, что омега Макмайера – это кто-то из неблагонадежных Осозе, так и утихли, оставшись всего лишь догадками и сплетнями.
Жаль – вот что подумал Баттерфри, покидая свое рабочее место. Он-то надеялся, что из них с Макмайером получится пара, что альфа запечатлит его, а во время его следующей флорации они бы даже могли попробовать зачать ребёнка, пусть шансы на это были слишком призрачны. Да, жаль. Но Роджер не унывал. Если бы он был слабаком и опускал руки каждый раз, когда на его долю выпадало очередное несчастье, он бы давно уже удавился или же пошел в государственный бордель, ни о чем не заботясь. Но у него были братья. Здоровые и полноценные особи, которым он просто обязан помочь обрести свое счастье. Ну, а его собственное… Роджер Баттерфри верил в то, что у него все ещё впереди.
//-//
- С Днем Рождения, Коул! – он только переступил порог дома, как это мелкое нечто, которое, впрочем, альфа безгранично любил, повисло у него на шее, целуя в обе щеки и губы.
- Спасибо, Эли, - Макмайер, аккуратно поддерживая омежку под попку, позволяя ему повиснуть на себе, его альфе, не стал задерживаться в прихожей, сразу же направившись в гостиную.
- А мы тебе торт испекли, - щебетал омежка, прижимаясь к нему так крепко, словно они не виделись очень долго, хотя только сегодня утром он целовал эти пушистые реснички, пухлые губки и стройнее ножки, замирая каждый раз, когда их накрывал очередной круг вязки.
- Правда? – Коул недоверчиво выгнул бровь, и омежка сразу же насупился, словно обидевшись на то, что ему не поверили.
- Ну, конечно, пек, в основном, я, а Люциус просто руководил, - спешно забормотал Эли, и его щечки заманчиво покрыл стыдливый румянец. – Но ты же и сам знаешь, как ему сейчас.
- Знаю, - примирительно ответил альфа, входя в гостиную. Да, с той самой ночи, благодаря его упрямству и настойчивости, они жили вместе, но не в маленькой квартирке в Осозе и даже не в его собственной, а в большом и шикарном особняке, который им в честь запечатления подарили их папочки.
Макмайер до сих пор не мог поверить в отцовские чувства Джулиана, но тот и не пытался переубедить его в обратном, будучи полностью счастливым, снимаясь в очередном бестселлере и нося на себе метку Виктора Нойманна. В принципе, их обоих устраивали такие отношения, пусть Эли и пытался как-то примирить их, подстраивая якобы случайные встречи. Кстати, с родителями Элиота Карпентера он так и не познакомился. Эли вообще предпочитал о них не говорить, лишь раз и вскользь упомянув о том, что он им не нужен, вот и все. Папа же Люциуса внушал ему страх и трепет, в то же время он им восхищался и уважал его, но не потому, что тот был высокородным и занимал один из верховных постов в системе дал-эйрин, а потому, что Габриель Нойманн был величественным человеком, которому, впрочем, не было чуждо людское. Проще говоря, Нойманн старший и его сыновья приняли его в свою семью, уважив выбор Люциуса.
- Коул, - сидя на диване перед столиком, на котором стоял двухъярусный кремовый торт с тридцатью свечами, и только завидев его, Нойманн попытался подняться, но тут же поморщился и оставил свои тщетные попытки.
- Не утруждайся, любимый. Я сам, - Макмайер осторожно опустил Эли на диван, рядом с Люциусом, и тот сразу же прильнул к брюнету, смотря на него глазами полными счастья и восхищения.
- Чувствую себя фаршированной индейкой, - пробормотал высокородный, чуть хмуря свои черные брови, а Коул, присев подле него на пол, только фыркнул, начиная медленно, с легким нажимом разминать отекшие ноги в последнее время капризного и ворчливого до несносности, но такого любимого омеги.
- Не говори глупостей, Люциус! – возмутился Эли, обнимая брюнета за шею. – Ты прекрасен.
- Прости, малыш, - Нойманн заботливо погладил омежку по голове, а альфа только сжал губы в плотную нитку, сдерживаясь. Даже Истинное запечатление не помогло Эли, хотя они все втроем так надеялись на чудо, но чуда не произошло, и Элиот так и остался бесплоден. Наверное, именно поэтому он так корпел над Люциусом, едва ли пылинки с него не сдувая.
- Но все же, где это видано, а?! – снова возмутился высокородный, пиная его, альфу, своей точеной ножкой, словно обвиняя и пытаясь наказать. – Двойня, Макмайер! Ты слышишь?! – на этот раз пинок был ментальным и слегка болезненным, но за полгода Коул вытерпел и не такое, особенно, когда им огласили результаты первого УЗИ. – Как тебя угораздило осеменить меня двойней?!