Запечатление (СИ)

Маленький ротик посасывал головку его члена – альфа ещё с первого раза понял, настолько умелым и старательным может быть Эли. Горячие губы касались его груди и живота, разжигая пламя – Люциус, оказывается, тоже может быть не только властным и требующим, но и нежным, хотя до этого подобное альфа замечал только по отношению к Эли. Два языка, горячих и влажных, скользили по его плоти, чтобы схлестнуться на вершине в страстном поцелуе, а губы поочередно окольцовывали член, вбирая его то до середины, дополняя удовольствие рукой, то до основания, в сладкой боли сжимая тяжелые яйца.

Коул словно плыл и растворялся. Удовольствие заполняло его всего, насыщало, качало на своих волнах, накрывало с головой, но не поглощало, оставляя сознание ясным, поэтому, когда сладкая ласка прекратилась, оставив после себя томное желание, Макмайер просто перевернулся на бок, подперев голову рукой, второй поглаживая член и с восхищением наблюдая за тем, что ещё пару часов назад казалось ему безнравственным и пошлым.

Эли сидел на коленях у Люциуса, доверчиво подставляя шейку под его поцелуи. Даже на фоне второго омеги мальчишка казался хрупким и беззащитным, словно созданным для того, чтобы его окружали лаской и заботой, чтоб его любили не так, как он, вбиваясь в его рот по самые гланды, а как Люциус, аккуратно и бережно лаская.

- Малыш, ты прекрасен, - с нежностью шептал Нойманн, скользя поцелуями по груди омежки, лаская бусинки его твердых сосков и вынуждая откровенно, доверчиво выгибаться в пояснице.

- Люблю тебя, Люциус… – на грани слышимости произносил омежка, раз за разом, прижимая острые коленки к боками брюнета и ерзая на нем, словно в нетерпении, но при этом не вульгарно, а изящно, соблазнительно, грациозно.

- Так люби, малыш, - проворковал Нойманн, приподнимая мальчишку так, что ему пришлось запрокинуть голову, дабы разделить выдох Эли со своим вдохом. – Покажи альфе, как омега может любить омегу.

Макмайер снова фыркнул: ему не нужны доказательства, чтобы убедиться в том, насколько искренни и глубоки чувства между этими двумя, - но, похоже, дело было даже не в том, чтобы показать или же доказать ему что-то, а в том, чтобы подвести его к чему-то.

Эли был прекрасен – кажется, Нойманн уже говорил об этом, а Коул мог только подтвердить незыблемую истину. Омежка плавно, упираясь ладошками в плечи брюнета, опустился на его член, приняв его сразу же и полностью, на шумном выдохе, и запрокинув голову в удовольствии. А Коул просто наблюдал. Сперва за тем, как Эли старательно двигается на плоти высокородного, то срываясь на крик, то снова переходя на шепот. Как Люциус поддерживает его, ловя ритм и плавно качая бедрами. Как оба омеги предаются страсти, но так и не наращивают темп, медленно раскачиваясь на взаимных волнах нежного, трепетного, чувственного удовольствия. Как двое сплетаются нитями любви и страсти, и первого в ментальных ощущениях альфы было больше, намного больше. Эти чувства переполняли его, насыщали и опутывали, словно привязывая, связывая и окольцовывая навеки. Неужели именно так, возвышенно, словно купаясь в теплых лучах, словно погружаясь в ласкающую тебя воду, словно шагая по жгущим, но не причиняющим боль углям, словно отдаваясь на волю ветру, ощущается запечатление?

Внутренний жар снова обволакивал его туманом. Омежки страстно целовались, осторожно двигаясь друг другу навстречу, а он, кажется, совершенно растворился в их ментальных волнах, руководствуясь только влечением и желанием. Сущность двигала его разумом и телом. Он шел на поводу ментальных нитей и собственных чувств. Своих чувств к Люциусу и Эли, которые были так непохожи, но при этом дополняли какой-то первозданный круг, делая его целостным и завершенным.

Люциус оказался в его объятиях. Его губы, которых он коснулся впервые, были сладкими, мягкими и податливыми. Его целовали в ответ, отдаваясь целиком и полностью. Тело высокородного трепетало, когда он осторожно овладевал им. А в его биополе нити двоих, сплетаясь с его, формировали центр запечатления.

Неважно – так считал Макмайер, медленно, но глубоко и ритмично входя в желанное тело любимого омеги. Главное, что Люциус, здесь и сейчас, в желании и страсти, в забвении и наслаждении, принадлежит ему. Главное, что омега отвечает ему, сперва сжимая его бедра, обнимая за поясницу ногами, а после позволяя забросить точенные ножки на плечи, чтобы входить ещё глубже и полнее.