- Люциус… – прошептал Макмайер подаваясь вперед. Все мысли выветрились из его головы в тот миг, когда он снова коснулся желанного тела, осторожно положив ладони на точеные бедра. Омега, чувствуя его нерешительность, прогнулся ещё сильнее, заглатывая член любовника до самого основания, и альфа отбросил все сомнения, осторожно приставляя головку напряженного члена к пульсирующей дырочке, а после медленно, словно пробуя тело высокородного на вкус, входя.
Жар, узость и влажность. Эти ощущения накрыли Макмайера, и он застыл, не в силах двигаться. Омежьи мышцы сжимали его плоть так сладко, так трепетали вокруг неё, так тянули в глубину безупречного тела, что альфа окунулся в эти ощущения, чувствуя, как его собственное биополе, наконец, пульсирует в такт биополям обеих омег. А после, когда оргазм от одного ощущения проникновения был уж в паре секунд, Нойманн подался вперед и назад, вильнул бедрами и отрезвил его довольно ощутимым ментальным ударом, приводя в чувство и напоминая о том, что альфа принадлежит ему, высокородному, и только ему решать, когда Макмайеру позволено кончать.
Коул рыкнул в усмешке, чувствуя, как волны оргазма сходят на нет, а после сам подался навстречу омеге, начиная двигаться сразу же в шальном темпе. Да, пусть он принадлежит высокородному, но именно он, Коул Макмайер, сейчас обладает его телом, вбиваясь в упругую попку и трепещущую глубину по самые яйца. Это под ним стонет и дрожит омега. Это он ласкает Люциуса и задает ритм скольжению губ брюнета по плоти мальчишки. Это для него и под ним стонет Нойманн, так что не мешало бы вредному омеге заткнуться со своими повелительными замашками и просто получать удовольствие.
Сжав бедра Нойманна ещё сильнее, альфа в безудержном темпе задвигался в нем, наслаждая тем, как с каждым разом его член все жестче и резче, до самого основания, задевая простату и мешая собственные соки со омежьей смазкой, с хлюпающим, пошлым звуком входит в тело высокородного. Возбуждение и желание были слишком сильны, чтобы медлить, растягивать удовольствие или отвлекаться на ласки и прелюдии. Только жесткий, безудержный и шальной секс. Так, как и хотел Люциус.
Пару минут – именно столько понадобилось им троим, чтобы достичь вершины удовольствия. Сперва под ними заметался Эли, сотрясаясь в оргазме и жадно выкрикивая имя возлюбленного. После Люциус, окатив его мощной ментальной волной удовольствия и выплеснувшись в его ладонь. А потом и сам Макмайер, с рычанием вбиваясь в тело омеги, которое сжало его плотным кольцом мышц, и спуская свое семя в его глубину, чтобы за секунду до того, как в сразу же раскрывшуюся дырочку войдет узел, податься назад и устало уткнуться лбом в спину брюнета, слегка морщась от неприятной тяжести в распирающем узле.
Причина, по которой он не повязал омегу, хотя у него был шанс – вот о чем думал Макмайер, откинувшись на спину и раскинув руки в стороны, глубоко дыша. Скорее всего, потому, что этого не хотел сам Нойманн, но как-то это не вязалось с тем, о чем говорил ему высокородный. Может, Люциус разочаровался в нем, как в альфе или любовнике? Нет, в таком случае он бы не лежал на кровати подле омег, прислушиваясь к звукам их томного, скользящего поцелуя. Возможно, именно таковой была прелюдия у высокородных? Жгучая страсть, которая должна смениться нежностью и ласками. И снова – нет, судя по тому, с какой настойчивостью Нойманн опутывал своими ментальными нитями Эли, очевидно, распаляя в нем новый виток желания. В нем тоже поднимался жар, но его все ещё было недостаточно для очередного круга удовольствия. Слабый альфа – какой с него толк? Не достоин он, пусть омега и считал так, стать отцом ребёнка Люциуса. Что бы там ни говорили исследователи Центра Репликации, но на одном расчете невозможно построить даже постельные отношения.
Тонкие пальчики скользнули по низу его живота, и Макмайер вздрогнул, приподнявшись. Эли был рядом, жадно смотря на его альфье тело и соблазнительно покусывая нижнюю, и без того пухлую губку, словно что-то предвкушал. Люциус тоже был рядом, прикасаясь ладонью к его бедру и медленно, задумчиво скользя по нему.
- «Вот же ненасытные», - с ухмылкой подумал Коул, снова откидываясь на постель и предоставляя свое тело возбужденным, желающим его омегам.
Его ласкали в четыре руки, задевая пылающую кожу кончиками пальцев. Прильнули к его телу с двух сторон, вызывая мурашки возбуждения. Прикоснулись к его полувозбужденной плоти губами, начиная неторопливо ласкать. И Коул поддался этим чувственным ласкам, полностью расслабившись и окунувшись в ощущения.