Запертые двери [СИ]

— Ну, все, мистер, вы перегнули палку. Теперь, даже ваш социальный статус не спасет вас от повестки в суд, которая к вам придет, как только я покину ваш долбаный городишко и вернусь в Бостон.

Мелл, все также, стоя у дверей, щелкнула выключателем, чтобы, наконец, разглядеть наглеца, но ярче от этого в комнате не стало. Мелл попробовала еще раз, но с тем же успехом.

— Ну ладно, к черту вас, не смотря на погоду, я не останусь в этой глуши ни на секунду. — Мелинда уже было схватилась за ручку двери, как голос незнакомца, изменившийся до неузнаваемости, резко остановил ее:

— Стой, где стоишь, я не разрешал тебе уходить! — власть, звучавшая в его голосе, была осязаемой. Такой власти, скорее всего, не было даже у Гитлера во время пламенных речей.

Мелинда Мерцер была независимой натурой и никому не подчинялась, но в этот момент, она не смогла не подчиниться. Обладатель голоса просто не мог быть простым человеком. Это доказывал даже неизвестно откуда взявшийся ветер, который налетел на нее со спины, захлопнув уже слегка приоткрытую дверь. Теперь Мелинда могла сказать, что боится, ей было страшно, она была в ужасе. Это было первое чувство страха за долгое время, возможно со времен детства, когда она еще маленькой лежала одна в своей комнате и слышала скрипы половиц и шорохи за стеной. Тогда, на ее плачь, прибегал отец. Теперь же, никто не прибежит ей на помощь.

Медленно, с дрожью во всем теле, Мелинда обернулась. Глаза ее уже привыкли к темноте, но теперь все начало расплываться из-за навернувшихся на глазах слез.

— Что вам надо от меня? — дрожь проникла и в ее голос и с этим она не могла ничего поделать.

Незнакомец лишь шикнул на нее, призывая к молчанию. Горящий кончик его сигареты поплыл в воздухе, в такт аккордам симфонического произведения.

— Бах, — блаженно произнес он, не переставая дирижировать сигаретой. — Бранденбургский концерт номер пять. — После короткого молчания, мужчина продолжил, с нескрываемым призрением — Конечно, вам, непосвященной в большинство из точных и гуманитарных наук натуре, ни о чем это произведение не говорит. Хотя, это, скорее всего и к лучшему — зачем тянуться к звездам и их возможным обитателям, когда о земных мирах еще так мало известно? Приходиться людям самим напоминать о своем существовании. Чаще всего, не в слишком приятном свете для последних. Они же, пугаются, страшатся, признают свое ничтожество перед высшими силами, а после… — в голосе незнакомца мелькнуло легкое удивление, — …после они умирают, не забыв посеять споры нравоучения для своих отпрысков. Отпрыски, чаще всего, ничем не отличаются от вас, дорогая гостья. Забывают обо всем, вытравливая из себя всю веру, как в Добро, так и в Зло. А ведь жизнь идет, жизнь спешит, жизнь гаснет…Ars longa, vita brevis…Кто вспомнит о вас, Мелинда, спустя пять лет после вашей смерти? Ваш нерожденный сын, которого вы вырвали, оторвали, вырезали из своего тела, как нечто ненужное. Избавились как от паразита, который поселился в вашем теле не по вашей воле…

Крик Мелл утонул в ней, так как она обеими руками сжала рот. Когда позыв прошел, она с трудом разлепила пересохшие губы, выдавив из себя шепот:

— Откуда вам это известно?

— Я все о тебе знаю, Мелл и я уже об этом упоминал. У меня создается впечатление, что ты меня вовсе не слушаешь….Имей уважение к моим годам. Плохому мудрый долгожитель тебя не научит…Так на чем я остановился? — Ответить Мелинде он не дал, хотя Мелл, скорее всего, не произнесла бы ничего даже спустя час полной тишины и, щелкнув пальцами, продолжил: — А, вспомнил сам…Помощи от тебя никакой, детка. Говорил я о памяти потомков. Спустя пять лет о тебе никто не вспомнит, в то время как Баха, Моцарта и других гениев будет почитать все человечество. Кто знает — возможно, прямо сейчас именно это произведение крутят на дискотеках других галактик, что делает Баха настоящим уникумом и в сфере своей деятельности и в соотношении всего человечества в частности. Ты понимаешь, к чему я клоню, Мелл?

Мелл не ответила, продолжая сопеть носом и безуспешно пытаясь успокоиться.

— Да или нет?! — взревел нечеловеческим голосом незнакомец и вместе с его криком, что-то взорвалось в верхнем углу комнаты, осыпав девушку мелкими острыми осколками, от чего Мелл взвыла от боли и зарыдала в голос, но все же нашла в себе силы выдавить из себя дрожащее «нет».

— Да все о том же, милая, — голос стал мягким, спокойным и ласковым и уже совсем знакомый. — В этом мире очень мало стоящих людей и огромное количество бездарностей и отбросов, которых надо рассортировывать. И если быть честным с тобой до конца, — кресло заскрипело, словно незнакомец слегка поддался вперед, — я предпочитаю вторую категорию людей, хотя именно их и призираю. Тебе же я даю возможность выбора. Ты сможешь пойти по любой из предложенных дорог, когда дверь за твоей спиной откроется. Разве это не прекрасно — иметь выбор?

Произнеся последние слова, «мэр» Лайлэнда хмыкнул и в комнате стало неожиданно светлее и Мелинда, наконец, смогла его разглядеть.