Запев. Повесть о Петре Запорожце

Степана Радченко взять. По бумагам отец у него купеческого сословия. В Конотопе какую-никакую, а лесопильню имел. Хозяин. Задумал ее в заводик переоборудовать. Жил этим. Батрачил сам на себя. А на иждивений у него одиннадцать детей да слабая здоровьем жена. Заработанного едва на жизнь хватало, однако надумал Радченко-старший образование детям дать. Когда Степану минуло десять лет, отправил его учиться в Ростов-на-Дону, затем в Киев… Трудно возрастать одному в людях, а что поделаешь? Если близкие совета дать не могут, ищи его в книгах! И Степан искал. Хорошо, дед с розовых ногтей приохотил его к книгам, научил небыль дополнять былью. Это он поведал мальцу о «замечательных преступниках», уроженцах той же, что и они, Радченки, Черниговской губернии, — Николае Кибальчиче и Дмитрии Лизогубе. Это он рассказал о писателях демократических устремлений, с которыми переписывался многие годы. Трудным оказался путь Степана в Технологический институт. Уже в Петербурге настигла его горькая весть: отец сорвался с крыши. Насмерть. Сорока пяти лет от роду. Семья осталась почти без средств. Пришлось Степану впрягаться в лямку основного кормильца. И до сих пор делает он по ночам чертежные работы…

Василий Старков лишился родителей еще в младенчестве. Хорошо, дядя его, чиновник Вольского уезда Саратовской губернии, на попечение взял. Доходов больших дядя не имел, у самого дыра на дыре. Лишним ртом тяготился. Вот и пришлось Василию самому о себе думать. Счастливый случай помог: одна из Вольских барынь — в то время Старков учился в пятом классе реального училища — пригласила его в репетиторы к сыну, ученику четвертого класса. Тот начал выказывать успехи, и тогда Василия стали приглашать на частные уроки в другие дома…

Глеб Кржижановский, земляк, а теперь и ближайший друг Старкова, потерял отца дважды. Первый раз — в метрической записи. Случилось так, что Максимилиан Николаевич до встречи с Эльвирой Розенберг уже был женат. Узаконить их отношения обычным порядком не удалось. Рождение сына — тоже. Пришлось пойти на хитрость: чтобы дать Глебу свою фамилию, отец на крещении записался крестным отцом. А через шесть лет он провалился под лед, заболел чахоткой и умер. Оренбургский аптекарь, надворный советник Эрнст Розенберг, принял беглую дочь с двумя детьми сурово, водворил к прислуге — в темный угол, на топчан с износками. Не хотел оставить при себе незаконнорожденных внуков, боялся испортить репутацию, оттого и унижал. Не сразу, но своего добился: сбыл их от себя. Начались мытарства и этой семьи…

Анатолий Ванеев родился в Архангельске, вырос в Нижнем Новгороде. Отец, делопроизводитель нотариального архива окружного суда, тянулся изо всех сил, чтобы дети приобщились к грамоте. С аттестатом уездного училища Анатолий был принят писцом в нотариат, где работал отец. В темных, сырых хранилищах Ванеев просквозил грудь, начал мучиться кашлем, но себя превозмог, подготовился и сдал при реальном училище экзамены для поступления в Технологический институт.

С Малченко и Красиным — примерно та же история. Общая судьба, потому и устремления общие…

— Похвально, — с приязнью сказал Щукин Петру. — Похвально, что вы далее своего отца пошли. Очень похвально! Он преуспел в ремесле, вы будете разумом его сильнее, подъемными мускулами машин. И вы, и сотоварищи ваши. Смотрю я на вас, молодых, статных, напористых, и вижу то, чего не замечаете вы. Назначение ваше вижу, главное место. Со всех уголков отчизны собрались вы под этим кровом, дабы воспринять новое, невиданное, освоить знания, понести их в жизнь сел и городов. Инженер — это прогрессист, ломающий старые представления, созидатель нового. Ему суждено упразднить надсадный труд, проникнуть в тайны, сокрытые от человека, соединить пространства…

— А людей? — не удержался Ванеев.

Профессор недоуменно замер:

— То есть как — людей? Разве они не соединены?

— Соединены. Цепью, которая надета на большинство!

— Надеюсь, мое отношение к цепи, о которой вы изволили упомянуть, не является тайной? — горделиво спросил Щукин. — Однако почитаю более правильным для себя не вторгаться в политику прямо, а делать ее на поприще инженера, создателя новых машнн. Обучателя, наконец. И вам того же настоятельно советую. Усовершенствование человеческого рода есть дело, к сожалению, не быстрое. В нашей власти воздействовать на прогресс естественным образом.

Петр хотел было возразить, но профессор с подъемом заговорил о тяжком и одновременно сладком труде создателя новых машин, о модели еще более мощного паровоза, чем его «Щука»…

Потом Глеб Кржижановский, несколько смущаясь, декламировал собственные стихи: