Запев. Повесть о Петре Запорожце

— Что с собранием пайщиков на Путиловском? — негромко, чтобы не мешать товарищам, спросил Владимир Ильич. — Дата определена?

— Перенесли на май, — шепотом ответил Петр. — Здесь все в порядке.

— А где не в порядке?

— С Николаем Ивановым. С Киськой. Происходит с ним что-то…

— Насколько мне известно, недавно товарищи доверили ему городскую кассу рабочей взаимопомощи.

— Вот-вот! А после этого он вдруг решил уволиться, уехать на родину. Настоящих причин не объясняет. Говорит: родители плохи. Брат его, Константин, тоже ничего понять толком не может. Родители у них и раньше здоровьем не гордились.

— В причинах надо разобраться. Непременно. Но и препятствовать Иванову не следует. Если решил твердо, пусть едет. Товарищество у нас добровольное… Теперь вы согласны, что у организатора всегда должна быть замена?

— Согласен, Владимир Ильич. Как вы смотрите, если этот вопрос мы обсудим на собрании представителей кружков? И сразу сделаем перевыборы? Уже сейчас?

— По-моему, решение верное. Какую кандидатуру видите вы?

— Скорее всего, Зиновьев…

К двум часам пришли Кржижановский и Зинаида Павловна Невзорова и тоже подключились к шифрованию связей. Это занятие так захватило всех, что никто и не заметил, как погас день.

— Ну и пасха выдалась? — блаженно распрямился Старков. — Хорошо посидели. С пользой!

За самоваром речь зашла о том, кому передать списки.

— Мне, — сказал Малченко. — А я передам их Степану Ивановичу. У него они будут в сохранности.

— Он же был против того, чтобы записывать связи. Вы оба с ним были против.

— Были, да! Но раз так вышло, не станем нарушать порядок.

— А я думаю, у Степана Ивановича должен быть двойник, — не согласился с ним Петр. — Но такой, за которым нет ареста и слежки. Я предлагаю передать списки Надежде Константиновне!

— Надо обговорить связные слова, — с видом знатока заявил Малченко. — Без них нельзя. Вдруг к Надежде Константиновне придет от нас человек, который ей неизвестен?

Стали искать связные слова.

— Кружка пива… — не без дружеской иронии произнес Петр. — …для дядюшки Фердинанда.

Он совсем не рассчитывал на успех, но именно его не очень понятная фраза показалась всем наиболее простой и запоминающейся.

— Кружка пива…

— …для дядюшки Фердинанда.

В день двадцатипятилетия Ульянова пошла первая «ладога»: лопнул ледяной панцирь Невы, стронулись прибережные корки, широко проступила меж ними темная парящая вода. Будто студеной бездной повеяло. Но внезапное похолодание на время остановило ледоход.

Примерно то же случилось со сборником «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития».

Первые его выпуски попали к цензору, и на книгу был наложен арест. Подозрительным показалось само название, а более того — статья Ульянова. Не укрылось от внимательного взора блюстителей печатного слова и то, что Струве публично сделал уточнение: призывая идти на выучку к капитализму, он вовсе не призывал служить буржуазии…

Дело принимало нежелательный оборот, клонилось к конфискации и сожжению всего издания. Тогда Потресов пошел на рискованный шаг: верные ему люди вынесли из типографии Сойкина несколько десятков книг, теперь уже нелегальных.

Вторая «ладога» началась двадцать пятого апреля. Мелкий лед затонул, освобождая путь судам из Кронштадта, возвещая навигацию. Открылось движение по Дворцовому и Троицкому мостам.

В этот день Ульянов выехал в Швейцарию.

Здесь его ждали предназначенные для Плеханова гектографированные тетрадки «Что такое „друзья народа“ и как онп воюют против социал-демократов?» и «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития», в которых Плеханов-Утис и Ульянов-Тулин, пока еще не знакомые друг с другом, выступали с одних позиций. И тетрадки, и книги переправил нелегальным транспортом через Берлин Степан Радченко, вместе с Крупской оставшийся в Петербурге за Старика,

Часть третья Союз борьбы

1

Ульянов вернулся в Петербург во второй половине сентября. К этому времени он переправил сюда желтый, изготовленный по специальному заказу чемодан с нелегальной литературой, навестил родных, которые в то лето снимали дачу в Бутово близ Курской дороги под Москвой, и даже успел побывать в Орехово-Зуеве, одном из ткацких городов Центральной России, где единственное начальство — фабричная администрация и раскол с рабочими у нее самый резкий…

Обо всем этом Петр узнал от Крупской. Еще она сообщила: Старик сиял комнату в четвертом этаже дома номер шесть по Таирову переулку и рад будет его видеть.

В тот же вечер Петр отправился по указанному адресу.

Владимир Ильич работал. Об этом говорила зажженная лампа на столе и стопка книг, одна из которых была заложена карандашом. Однако, увидев гостя, Ульянов искренне обрадовался, тут же перешел на диван, усадил Петра рядом и засыпал вопросами. Будто и не было у него бесед с другими «стариками». Все-то ему интересно — и общие контуры и детали достигнутого за прошедший месяц, дела всей группы и каждого в отдельности. Лучше повториться, чем упустить что-то существенное.

Пришлось Петру рассказывать…