Эти слова снова и снова прокручивались в моей голове на протяжении последних лет, в основном потому, что это единственное сожаление, которое я когда-либо испытывал — кроме того, что позволил ей уйти.
— Я принимаю твои извинения. — Она отвечает, хватая меня за руку.
От одного прикосновения моя кожа словно горит, и я замираю. Я не смею даже дышать от страха, что она уберет свою руку от моей. Но в конце концов она это делает и возвращается к своему столику с Энни.
Оставляя меня позади.
Снова.
Я медленно, тихо спускаюсь по лестнице в подвал. Я останавливаюсь на нижней ступеньке и наблюдаю, как мужчины за столом болтают между собой. Они играют в покер. Ну, это больше похоже на обучение мальчиков игре. Леонардо сидит ближе всех к своему отцу, а Алессандро и Андреа — мои братья — ближе ко мне. Они объясняют правила игры, что звучит как тарабарщина, и я сажусь на ступеньки, пытаясь уловить суть происходящего.
Никто не обращает на меня внимания, пока я нахожусь здесь и просто наблюдаю, как они рассаживаются вокруг стола и обмениваются шутками, картами и фишками. Даже мальчикам, кажется, весело, они расцветают под вниманием мужчин. Это все равно что наблюдать за тем, как медленно растет растение, ведь эти мальчики думают, что взрослые мужчины — это солнце. Но это не так — они могут вести себя с ними хорошо, но все они змеи. Я видела это собственными глазами. Это влиятельные люди, которые никогда не бывают довольны тем, что у них есть. Они всегда хотят все больше и больше.
Мой отец улыбается мальчикам, и это нервирует. Мой отец редко улыбается; когда он это делает, в этом кроится какой-то смысл, всегда. Обычно это говорит о том, что он планирует совершить что-то злое, например, разрушить чью-то жизнь. Я представляю, скольким людям он улыбнулся прямо перед тем, как сделать это, и меня бросает в дрожь. За исключением того, что эта улыбка кажется искренней, и это страшнее, чем улыбка смерти.
Мужчины в этом зале всемогущи, с их костюмами и запонками, идеально уложенными волосами и аурой грандиозности. Они ни от кого не терпят дерьма, и все их боятся. С другой стороны, они ничего не боятся, ни о чем не заботятся. Как всегда говорит мой отец, забота — это слабость, а он не слабак. Неудивительно, что он не беспокоится обо мне, но его сыновья — это его наследие, поэтому он должен учить их своему образу жизни. Может быть, если я перестану быть слабой, он увидит во мне равную Алессандро и Андреа.
Раньше я боготворила своего отца, представляя его непобедимым человеком, который всегда позаботится обо мне. Однако это было не так, теперь он главный злодей во всех моих историях — и это справедливо. Моему отцу было бы наплевать, если бы я умерла, и теперь я думаю, что начинаю чувствовать то же самое по отношению к нему.
Теперь очередь Андреа играть, и все выжидающе смотрят на него. Несмотря на то, что ему всего двенадцать, он отлично вписывается в их компанию. За исключением того, что его заставляют, и это разбивает мне сердце. Он всегда говорил мне, что не хочет быть таким, как папа или Алессандро, что он хочет жить мирной жизнью, где ему не нужно беспокоиться о Братве или других мафиозных семьях.
Я согласна.
Почему мы всегда ссоримся? Почему мы все не можем просто жить в мире? Это соперничество становится настолько невыносимым, что оно даже определяет, с кем мы дружим в школе.
У меня покалывает в носу и слезятся глаза, поэтому я нажимаю на переносицу, чтобы попытаться держать эмоции под контролем. Это одна из причин, по которой я не спускаюсь сюда, и, словно мое тело издевается надо мной, я чихаю.
Все — и я действительно имею в виду каждого человека — в подвале поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Лео прищуривает глаза, Алессандро сохраняет нейтралитет, а у Андреа глаза чуть не вылезают из орбит. Думаю, я сейчас тоже так выгляжу.
Я прочищаю горло и поднимаюсь, чтобы встать, но отец поднимает руку, прежде чем я успеваю развернуться и убежать. Это нехорошо, и я это знаю. Мой отец не из тех мужчин, которые так свободно уделяют мне свое внимание, бросают то, что делают, только для того, чтобы уделить мне время.
— Что ты здесь делаешь, Камилла? — Спрашивает меня отец тоном, который я могу себе представить только как снисходительный, как будто я букашка на подошве его ботинка, на которую он только что наступил и убил. Как будто я не стою его времени. Его голос звучит раздраженно.
— Я… э-э-э. — Я снова прочищаю горло. — Я бы тоже хотела научиться играть в покер.
Мой отец вздыхает и качает головой, а остальные мужчины ухмыляются и хихикают себе под нос, как бы подразумевая, что это не мое дело. У меня такое чувство, что мой отец сказал бы то же самое, но я не могу просто лгать после того, как меня поймали таким образом. Может быть, папа пожалеет меня и освободит место за столом. Хотя, навряд ли.