Запятнанная кровью ложь

Мои руки обвиваются вокруг ее шеи, и она падает обратно на матрас. Затем я седлаю ее бедра и переношу на нее свой вес. То, как она сопротивляется, не совсем то, что я ожидал. Нет, это намного лучше.

— Мне не нравится, когда на меня кричат, принцесса. В следующий раз я заткну тебе рот своим членом, пока ты не подавишься им. — Ее глаза закатываются, губы синеют, и я ослабляю хватку. — И если ты будешь хорошей девочкой, может, я снова позволю тебе дышать.

Я знаю, что отношусь к ней по-другому, но я больше не подросток. Я больше не влюбленный щенок. Она причинила мне боль, и хотя я извинился за то, что причинил ей боль в ответ, даже несмотря на то, что мы должны были простить друг друга, часть меня все еще хочет причинить ей боль.

Я сажусь на корточки, мои ноги все еще частично лежат на ее бедрах, и она начинает сильно кашлять. Ее руки тянутся к шее, как будто я все еще душу ее, и ее лицо приобретает глубокий красный оттенок. Это заметно даже при слабом освещении.

— Тогда убей меня. — Камилла улыбается сквозь боль. — Избавь меня от страданий.

Я говорю:

— Никто ничего не говорил о том, чтобы убить тебя, Камилла. — Я хихикаю. — Я думаю, что хотел бы видеть, как ты страдаешь, но только если я тот, кто причиняет боль.

С этими словами я слезаю с нее и встаю рядом с кроватью. Она, наверное, думает, что я сейчас уйду, но вместо этого я поднимаю ее с кровати и несу в свадебном стиле в ванную. Я наклоняюсь над гидромассажной ванной, поворачивая ручку до нужной температуры, затем сажаю ее в нее.

Она снова расслабляется в воде и смотрит в потолок, показывая, насколько расширены ее зрачки. Что, черт возьми, она принимала? И когда?

— Теперь ты можешь идти, Николай. — Мое имя на ее губах вызывает у меня мурашки, но я ни за что не оставлю ее здесь одну.

Я смеюсь:

— И позволить тебе утонуть? — Я раздеваюсь, снимая сначала брюки, а затем черную рубашку, и присоединяюсь к ней в ванне. — Что ты приняла?

— Какое тебе до этого дело? — Она улыбается. — Разве не было бы лучше, если бы я просто умерла, а Лео был бы опустошен?

— О, Милла. — Я вздыхаю, подходя к ней ближе, затем протягиваю руку и провожу большим пальцем по потекам макияжа на ее щеке. — Ты только что сказала, что ему на тебя наплевать. — Я хочу, чтобы он действительно страдал, я просто не думаю, что это будет из-за нее.

Глаза Камиллы наполняются слезами, и она поднимает руку, как будто хочет ударить меня, но опускает ее обратно в воду, ее губы дрожат.

— Я знаю. — Она шепчет: — Никто никогда не переживал за меня.

Гребаная лгунья.

— Это неправда, и ты это знаешь, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Мне всегда было не все равно.

Она не отвечает.

— Иди сюда — говорю я ей, притягивая ее к себе на колени, пока ее щека не оказывается у меня на груди, и она крепко обнимает меня. — Мне очень жаль.

— Я знаю, что я ему безразлична. — начинает она. — Ты знаешь, почему я с ним порвала. Он все еще думает, что может отомстить мне, тыча в лицо женщинами. Но я? Я беспомощна. Навеки прикована к нему.

— Ну и что? — Он все равно собирается это сделать, у нее на глазах или за ее спиной. Я не вижу, чтобы он был ей верен когда-либо. — Позволь ему.

Камилла напрягается:

— И заставить его выставить меня дурой? — Она смотрит на меня, прищурившись. — Значит, он может заниматься со мной сексом, когда захочет, тыкать мне в лицо других женщин, но я не могу делать это ни с кем другим?

Вот почему он был так взвинчен, когда застал меня с ней. Это была не просто проблема с эго; дело не в том, что он не хочет, чтобы она была с кем-то другим, потому что с ним помолвлена. Он трахал ее неоднократно. Вот почему он этого так просто не оставит.

— Последняя часть зависит от тебя.

— Это не так. — Ее голос слегка дрожит. — Он позволит им всем по очереди трахаться со мной за то, что я шлюха. Лео уже сказал, что сделает. — Судя по тому, как он с ней разговаривал, я бы в этом не сомневался, но мне, вероятно, следует сменить тему. Хотя, для нее не впервой так думать; маленькая часть меня хочет спасти ее от этой участи. Другая часть меня хочет посмотреть, будет ли Лео страдать от ее потери. Пусть даже совсем чуть-чуть.

— Я не позволю этому случиться.

Я беру мыло с полочки и намыливаю ее, задерживаясь на сиськах немного дольше, потому что они красивые. Чертовски жаль, что я не видел их раньше. И когда она успела их проколоть?

Я нежно разминаю их, и она стонет, впиваясь ногтями в мои бедра. Но я отпускаю ее, когда она это делает. Я не думаю, что могу больше контролировать себя рядом с ней, и она не готова к тому, чего я от нее хочу. Я могу сказать. Но мне все равно, я добьюсь этого так или иначе.

Намылившись, она погружается в воду по шею, пытаясь ополоснуться. Ее лицо совсем не изменилось, но тело? Ее грудь полнее, фигура «песочные часы» более подчеркнута более широкими бедрами, и, хотя она похудела, теперь выглядит как женщина. Даже ноги у нее сильнее, мышцы крупнее. Можно сказать, что за плечами у нее было еще больше танцевальных лет.