Запиханка из всего

– Но камень практически на границе атмосферы можно и не успеть поймать.

– В таком случае буксирам приказано колоть астероид на сколь возможно малые части, которые сбрасывать в океан. Тоже плохо, но хотя бы не бить материковую плиту.

– Месье комиссар, – Франсуа почесал усы, – возможно, имеет смысл написать меморандум, чтобы рудные тела разделывались на малые блоки уже в зонах Лагранжа? Обосновать это удобством переработки, транспортировки – у малого камня меньше инерция, его можно двигать более дешевым буксиром? Ну, что-то в этом духе? Я дам задание мальчикам, пусть вычислят размер камня, при котором разрушения окажутся… Хотя бы не фатальными для цивилизации.

– Отлично. С этого и начните. Гвидо, сеть. Нам нужны глаза и уши. Если получится, совместно со здешней безопасностью. Но лучше без них.

– Земля не доверяет Орбите?

– Даже здешней безопасности?

На риторические вопросы де Бриак отвечать не стал:

– Жюль. Нам нужны местные. Пусть не помощь, так хотя бы нейтралитет. Напроситесь помогать им. Учиться у них. Напейтесь вместе. Подеритесь в баре. Ругайте начальство. Ходите по бабам. Плюйте с орбиты на крышу тещиного дома. Станьте для них… Пусть не своими, но понятными. Понятными, не вызывающими ненависти. Папаша Франсуа, вы позволите называть вас так?

– Повинуюсь, мой император.

– Ваш отдел – наша единственная надежда. Пока Гвидо развернет сеть, пока Мари соберет приемлемый объем данных, пока еще мушкетеры Жюля установят контакты третьего рода… Отдуваться вам.

Старик поднялся и некоторое время оглаживал подбородок пальцами.

– Боюсь, месье шеф-комиссар, что вы правы. Без глаз и ушей нам придется продвигаться медленно и печально.

– Как долго?

– Думаю, не менее двух месяцев. Пока не развеется туман.

* * *

Туман окутывал палатки ровно в шесть, как по расписанию. Кто вставал рано утром, еще мог видеть в холодном небе поздней осени лохматую половинку луны. Кто спал до подъема, видел только сырые верхушки палаток, на которых ветерок от проходящих людей вяло перекладывал черно-рыжие флаги.

Черный и оранжевый цвета считались форменными, потому как лагерь организовало здешнее молодежное движение “Металл”. Всем участникам выдали двухцветный же платок. Девушки вполне изящно и аккуратно повязали его на голову или шею. Парни нацепили на рукава, как полицаи в старом кино про партизан. А один товарищ из “Большого дома” повязал самурайским способом на лоб, и теперь от его встрепанного вида откровенно шарахались.

Большой дом представлял собой армейскую брезентовую палатку, заселенную делегацией университета не то института, Змей на линейке не разобрал толком. Все другие заехали с маленькими, культурными туристическими куполами; армейская брезентуха торчала посреди лагеря, как ржавый линкор в нежно-голубой лагуне с яхточками.

Честно говоря, и прочий лагерный быт напомнил Змею армейские рассказы отслуживших. Вокруг лагеря хорошая охрана, вход-выход сугубо через КПП и только по пропускам. Офицеры – то бишь, постоянный состав, инструкторы и наставники – обитали в капитальных корпусах бывшего профилактория. Срочников – то бишь, студентов – разместили в чистом поле, где они расставили те самые палатки.

В “большом доме” народ оказался с головой и руками, да и армейская палатка чем отличается? Тем, что в ней место под печку и кусок жести в крыше для пропуска дымохода предусмотрены еще проектом. Так что Змей вместе с товарищами частенько грелся у “больших” – но, разморенный теплом, все забывал уточнить, откуда же они приехали.

Каждое утро народ лениво выползал на построение. На зарядку все плюнули еще в первую неделю: мыться оказалось негде. Так что делать упражнения и потеть не хотел никто.

После построения начинались занятия – точно, армейский распорядок, говорили дембеля. Теоретически, собирались учить полезным вещам: формировать из групп незнакомых людей работоспособную команду, выявлять в ней лидера, который потянет и сам. Определять исполнителей, которые хорошо и быстро сделают все, что скажешь – но инициативу проявлять не станут, и уж, тем более, от лишней ответственности мигом зароются на три метра под землю.

На практике же Змей выучился пить помаленьку, чтобы не расстраивать компанию, но и самому не вырубиться; косить от начальственного взора, избегая припахивания к дурным работам и к не менее дурным развлечениям; и еще, для самого себя неожиданно, научился говорить комплименты, не краснея до ушей и не скатываясь в ехидство.

В молодежный лагерь движения “Металл” Змей попал с подачи все того же Легата. Дескать, поезжай, погляди, как оно в нормальных странах организовано. Заодно и с радаров пропадешь, нездоровое оживление поутихнет. Опять же, на игру по Меганезии кого-нибудь позовешь при случае.

Ну что, поглядел. Культурная дележка отката за столом в исполкоме отсюда казалась мифической архаикой, сказкой о светлых эльфах.