Запиханка из всего

– Не хотелось бы вас подвести. В “Чаше” записано человек сорок. Но таких, чтобы не засс… Не побоялись на холодняк стыкануться, и вот прямо сейчас… Ну, дюжина если, уже хорошо.

Легат чуть улыбнулся:

– Ровно в два раза больше, чем я надеялся.

И убрал улыбку:

– А жидов бить сколько бы собралось?

Черный подобрался, сел прямо и ответил тихо-тихо:

– А вот это – смотря кто позовет.

* * *

– Позовем соседей, улицу перегородим, – Змея трясло уже по-настоящему. Легат по телефону сказал: идите домой, хер с ним, с клубом. Корабли заново построить можно.

До встречи на дороге Змей бы с ним согласился, а чего сейчас расперся, и сам не сумел выразить. Но уговаривать еще и Змея Легат уже не имел ни терпения, ни времени: хотите в большие мальчики? Флаг в руки, позолоченый хомут на шею, а встречный бронепоезд уже выехал.

И отключился.

Родители Змея (и Хорна, и Шарка) застряли на работе. Сперва не могли позвонить из-за выключенной связи – а потом не смогли дозвониться из-за перегрузки сетей. Им-то не открыли доступ к исполкомовскому резерву каналов. Уехать из центра тоже не получилось: блокпосты ОМОНа разрезали город на куски, и уж мосты через реку перекрыли первым делом.

До Змея дозвонился еще Петр Васильевич, но тоже уговаривать не стал. Хотите сидеть в клубе? Хрен с вами: стена каменная, с колючкой, на шармака не влезут. Главное, не открывайте вообще никому, какие бы там бумаги ни показывали. Только мне лично. Ну, либо Легату. Да, и флип гонять не вздумайте, приказано сбивать вообще всех, разбираться некогда и некому. Сколько вас там, четверо? Превосходно, пожарную магистраль подключите, насос на резервный генератор – и держите давление в рукаве. Брандспойт с ног свалит любого!

Сидеть на попе ровно учат в школе, учат замордованные тетки с начосами, учат взрослые. Те самые взрослые, которые, вот парадокс! – балдеют от хриплого баритона Владимира Семеновича Высоцкого: “А в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки!”

Он-то, Высоцкий, теперь не запутавшийся в трех бабах наркоман – а сокровище эпохи, достижение предков – разве что на пол-буковки ниже Гагарина…

Короче – Марк стучал в ворота домов по четной стороне улицы, а Хорн и Змей – по нечетной. Нигде никто не открыл, только в последнем доме высунулся из калитки скуластый мужик и хрипнул:

– Чего надо?

– Семен Игоревич, – Змей выступил вперед, – вон, у вас во дворе бревна. Перегородим улицу.

– А… Ты… – скуластый сосед помялся. – А зачем?

– Ты чего, не видишь, что в городе? – Хорн даже не прикидывался вежливым. – Или думаешь в одну каску отбиться от всей толпы, что ли?

Мужик показал икону над брамой:

– Нам бояться нечего, не жиды.

– Тю! – Хорн аж присел, хлопнув руками по джинсовым ляжкам, – да им насрать! Главное, у тебя есть чего вынести. Прошли те времена, когда убивали за идею.

– Тем более, – оскалился мужик. – За голый нех*й умирать не пойду. Вы ж теперешние комсомольцы-мозгомойцы, ударники капиталистического труда, будущие руководители, надежда и опора страны. Вы и стойте насмерть за свои значки. Как там… “Будущий раководитель, судьюк, ментяра”? Отрабатывайте пиджачки-кабинетики.

– Интересно получается, Семен Игоревич, – Змей прищурился. – Это мы вот рядом живем, а вы так про нас думаете?

Тут с противоположной стороны подошел еще мужик в растоптанных кирзачах, которыми явно только что гребли бетон, в мешковатых черных штанах, в туго натянутом на брюхе свитере. В левой руке толстяк открыто нес обрез винтовки Мосина, по всей видимости, купленной у “черных копателей”, не то и самолично добытой на старых рубежах по южной окраине города, где фронт продержался несколько недель такого же горячего августа – только в сорок первом году; и Змей, глядя на затвор мосинки – “стебель, гребень, рукоять!” – опять ощутил себя попаданцем в сорок первый год… За страхом смерти, оказывается, никуда уезжать не надо!

Круглобрюхий сказал:

– Хлопцы, шли бы вы по домам. Не дадут вам даже и значков, не надейтесь. Вон мой оболтус третьего дня увидел, что в поле комбайн горит – позвонил в пожарную часть. А приехали следаки, завернули дурню ласты. Два дня в обезъяннике держали и прессовали, чтобы сознался в поджоге. Хорошо хоть, не покалечили. Так он сказал – пускай теперь при мне хоть немцы Хатынь жгут, отвернусь и мимо пройду. Не видел, не слышал, не участвовал, не привлекался! На*уй те соцбаллы – береги е*ало!

– И вообще, – Семен утерся рукавом, – есть же ОМОН. Как праздник, от воронков не пройти. Сейчас в городе порядок наведут и приедут.

Хорн только рукой махнул:

– Пока доедут, ваших баб выдрать времени хватит. А если там, на повороте, улицу завалить, им останется только мимо всего района. Заборы на перекрестке бетонные, с колючкой, огородами не пролезут. Ни на станцию, ни в строймагазин, тем более, на спичечный комбинат – охрана точно не пустит. Самое малое, на два часа застрянут, а тут бы уже и ОМОН успел. А не остановим в горловине, расползутся по всему району, тогда всем жопа. Не в каждом же доме мужик! Да и бутылку Молотова на крышу кинуть много ума не надо.

– Андрей!

– Семен! Живо домой!