Записи на таблицах

Тем временем, в штаб войска Исраэля, осаждавшее мятежный Гибтон, что в земле пелиштимлян, пришла весть о том, что царь Эйла мертв, и Зимри правит вместо него. Генерал Омри5, военачальник, был призван на воинский сход. Во время схода, когда безжалостное солнце накаляло доспехи, и птицы падали с неба, опаленные жарой, воины выкрикнули имя его, и потребовали вести их назад — на Тирцу, и стать им царем и заступником вместо убиенного Эйлы. В Гибтоне вздохнули с облегчением необрезанные филистимляне, увидев пыль, постепенно оседавшую за уходящими солдатами, за грохочущими по разбитым дорогам, колесницами, и ночь опустилась со стороны гор на Пелешет, ночь, озаряемая на горизонте сполохами багрового, как заходящее солнце, пламени. Горел дворец в Тирце, и на крыше его метался в пламени Зимри, то проклиная, то славя богов, плевал в сторону обступивших горящий дворец воинов, грозил злобно и беспомощно серповидным ханаанским мечом, и, когда пламя охватило его, заорал во всю мощь: «Будь проклят Омри, и все потомство его»! Злой человек был этот Зимри, злой и испорченный, но, воистину, последующий царь Исраэля превзошел его в мерзости своей. Омри, растлитель малых детей, убийца. Он убил Тивни, любимого народом вождя, который словами своими мог заставить толпу плакать или кричать от восторга, он танцевал нагой, во сраме своем, у обмазанных кровью и жиром идолов Ашейры и возглавлял хороводы в честь ее священной похоти, а после шести лет царствования своего, когда успел обесчестить всех дочерей Тирцы, купил Омри у Шемера гору, за два таланта серебра чистого, и поставил там город великий, и назвал его Шомрон».

***

— А что, Шемер, — улыбнулся Омри, потягивая вино из серебряного кубка, — благоволят ли к тебе боги? Ашейра одарила ли тебя крепостью, дал ли Баал6 тебе достаточно денег? Слыхал я, ты недавно сына женил, а невеста с хорошим приданым, а?

— Да уж, о, царь, — криво ухмыльнулся Шемер. Он провел ночь в веселом доме, которым заправляла вдова Элифаза. В этом месте, у городских ворот, собирался весь цвет молодежи города Тирцы. Здесь, кроме недурного вина из Иудеи, подавались на десерт — помимо пирогов с мясом, сладких ватрушек с творогом и медовых конфет — сочные молодые девки-рабыни, которых покупала веселая вдовушка на невольничьем рынке в Гате. Плиштим, разбойники морские, не брезговали набегами на побережье, забирая красивых девушек и заламывая за них огромную цену. Только гордецы и святоши иудеи не покупали плиштимской добычи, демонстративно плюя в сторону необрезанных. Да то иудеи, о которых каждый знает — они поклоняются пустоте, хоть и братья они израильтянам, а толку с них никакого вовсе нет. Но воевать с ними — себе в убыток. Эти грубые горцы тренированы в боях, организация у них железная, военачальники опытные. Даже пришлось отдать им Геву Биньяминову, а жаль… хороший городок был у нас, белый, красивый, и вода там вкусная, и девушки какие водились в Геве…

— Чего это ты размечтался, Шемер, Адад тебя порази! Того и глядишь, заснешь с открытым ртом! Приданое хорошее было, говорю?!

— Да ничего там особого не было, о, царь, — протянул Шемер, — мелочь все. Какие-то ткани, посуда, десяток колец серебра. Что там приданое! Сама-то невестка моя — красотка!

При этом Шемер противно чмокнул губами и показал руками размер прелестей своей невестки.

— Вот ведь… — польстился Омри, — тебе, толстый, зачем такая? Пусть сыну твоему нравится. А ты поменьше о бабах думай. Я тебя не за этим позвал.

После этого Омри загадочно повел глазами в сторону, где, за дымкой жаркого дня, лежали покатые спины гор и зеленели поля между ними. Несмотря на дымку, вид с крыши царского дворца получался весьма и весьма достойным. А после вина, которое щедро наливали Шемеру слуги, тому казалось, что царь показывает ему не менее, чем рай земной. Чего уж там греха таить — таким видом в Тирце никто не любовался, разве что часовые на башнях. Дома в городе возводили из обожжённого кирпича, кровли — из глиняной черепицы, в один этаж возводили дома, а между ними, в узких улочках текли потоки грязной воды да возились полуголые ребятишки. Только царский дворец смело подымался в небо тремя этажами, а на крыше, под навесом из белых тканей, привезенных из Цидона, царь любил отдыхать от ночных похождений своих, принимать послов, решать дела и пить вино, до которого в старости стал охоч. Шемер, который тоже выпить любил, опьянел совершенно, и даже уронил из приоткрытого рта тонкую нитку слюны.

Омри подсел к нему поближе, приобнял за жирное по-бабски плечо и доверительно сказал в ухо, дыша чесноком и луком:

— Свадьба-свадьбой, а вот хочу я у тебя, толстый, землицы купить. Вот ту горочку, что подале будет, по направлению к Шхему. Там у тебя гумно, вроде как?

— Го-о-орочку, — икнул Шемер, — гумно, царь? А на что тебе мое гумно сдалось? У тебя гумен мало?

— А тебе что, Шемер? — осклабился Омри, — ты продай, сукин ты сын, толстый! Надо мне!