Читаем Записки полностью

По такому "принципу" формируется и по сей день отношение не только к Бенкендорфу, но и ко всей истории и населяющим ее историческим личностям. И имеет этот "принцип" столь же давнюю традицию, как и "освободительное движение", которое приучило (при деятельном содействии "охранительного направления") российское образованное общество на все смотреть, обо всем и обо всех судить с позиций определенной политической тенденции, а в крайнем виде, и с позиций идеологических, политико-конъюнктурных. Но не с позиций истины, совести и чести. Навыкли признавать истинными "классовую" мораль взамен морали подлинной, "общечеловеческие ценности" — вместо ценности извечных общечеловеческих идеалов, в основе которых лежат критерии совести и милосердия.

Записки Бенкендорфа позволяют взглянуть на истинное лицо (точнее, истинную многоликость) общества и на облик народа в ту грозную и великую эпоху именно с позиций совести и чести.

Бенкендорф: "Дворяне этих губерний Белоруссии, которые всегда были поддонками польского дворянства, дорого заплатили за желание освободиться от русского владычества. Их крестьяне сочли себя свободными от ужасного и бедственного рабства, под гнетом которого они находились благодаря скупости и разврату дворян: они взбунтовались почти во всех деревнях, переломали мебель в домах своих господ, уничтожили фабрики и все заведения и находили в разрушении жилищ своих тиранов столько же варварского наслаждения, сколько последние употребили искусства, чтобы довести их до нищеты.

Французская стража, исходатайствованная дворянами для защиты от своих крестьян, еще более усилила бешенство народа, а жандармы или оставались равнодушными свидетелями беспорядков, или не имели средств, чтобы им помешать".

Вот что пишет об этом бунте бригадный генерал голландец Дедем де Гельдер из 2-й пехотной дивизии корпуса маршала Даву: "В окрестностях Витебска население проявило революционные чувства. Помещики со всех сторон стали обращаться к витебскому губернатору генералу Шарпантье с просьбой прислать охрану для их защиты от крестьян, которые грабили помещичьи дома и дурно обходились с самими помещиками (я сам видел, как многие семейства переехали в Витебск, заботясь о своей безопасности)"[77].

Маркиз Пасторе, наполеоновский "интендант" Витебской губернии: "…в стране царил самый крайний беспорядок, распространяемый восстанием крестьян, убежденных тайными агентами революции, что свобода, о которой шла речь, состоит именно в безудержном произволе… Дворяне Витебской губернии по собственному побуждению обратились к императору, надеясь, что ему удастся подавить эти беспорядки, наконец раздражавшие их, так как они посягали уже на их права. Император принял их просьбу и приказал мне обнародовать вместе с комиссией и от ее имени прокламацию, которую он лично поправил и в которой несколько строк продиктовано им самим. Губернатору было поручено послать по деревням летучие отряды, которые должны были выполнить двоякое назначение: подавить крестьянское восстание и перехватить мародеров. Благодаря ужасу, повсюду внушаемому этими войсками (можно представить, что это были за бандиты! — П.Г.), и благодаря суровости некоторых дворян (вот это живодеры! — П.Г.) может быть, получивших на то приказ, скоро было подавлено это мимолетное восстание, которым наши враги не сумели воспользоваться, после того как возбудили его"[78].

Оставим на совести наполеоновского чиновника обвинение русских в "возбуждении" бунта, а на совести пехотного генерала наименование бунта "проявлением революционных настроений". Важно, что Бенкендорф ничего не преувеличил, описывая бунт. Рассказ о нем одновременно является и анализом причин, вызвавших бунт. И здесь оказывается, что для Бенкендорфа характерно суждение не с "классовой" или, по старинке, с сословной позиции, не с полицейской точки зрения — бороться с печальными следствиями, не касаясь причин. Позиция автора — нравственная, критерий — этический, древний, как мир. А виновник в "классовом конфликте" для Бенкендорфа тот, чьим "искусством" он создан — "поддонки польского дворянства".

Может быть, в данном случае заметна — "полонофобия"? Бенкендорф служил вместе с поляками: офицерский корпус русской армии был по национальному составу весьма пестр, но его "полонофобия" или "германофобия" и другие "фобии" проявлялись только тогда, когда проявлялись в полной мере насилие, унижение, жестокость; когда попирались нормы морали, когда забывались обязанности по отношению к людям, обществу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное