Записки. 1917–1955

В начале этого года генерал Клюев сделал доклад в Русском обществе о Самсоновской операции и о гибели его корпуса. Про себя он говорил мало, но, как говорили находившиеся в Дании бывшие его подчиненные, всего он не договаривал. Лично его упрекали в трусости. Относительно собственно распоряжений его, он был, по-видимому, виноват, главным образом, в том, что выполнил точно приказания Самсонова.

Вскоре после этого у нас происходили разговоры о возможности помочь из Дании Юденичу. К нему ездил в Гельсингфорс Панафидин, и после этого собирал у себя всех, кто мог бы принять в этом деле участие. Из всего этого, однако, ничего не вышло. Денег не собрали, не оказалось и желающих ехать в белую армию. Кстати отмечу, что в Стокгольме Юденич встретил сперва очень осторожное к себе отношение, чему немало способствовали слухи, что за ним стоит Трепов.

Гулькевича (русского посланника в Швеции) очень упрекали в то время за то, что он был близок к эсерам, которых возглавлял тогда в Швеции Филоненко и какой-то Фрумкин. Это обвинение едва ли было верно, но, несомненно, Гулькевич держался выжидательно, дабы не скомпрометировать себя в какой-нибудь авантюре. В Копенгагене мы тогда пришли к выводу, что нам нужно столковаться в деле помощи Юденичу со Стокгольмским русским кружком, и меня попросили съездить туда и повидать, кого следует. 9-го января я и отправился вновь в Швецию, где пробыл два дня. Гулькевич меньше всего говорил про Юденича, и все внимание сосредоточил на помощи нашим военнопленным в Германии, куда он хотел для этого послать М.И. Терещенко и генерала Хольм сена (из этого, впрочем, ничего не вышло за неимением средств).

Потом я побывал у некоего Левинсона-Леви, нового миллионера, инициатора сбора в Стокгольме денег для Юденича. Он рассчитывал собрать несколько миллионов крон, которые дали бы возможность начать дело, но из этого тоже ничего не вышло. У Волкова встретил я Вейсберга, бывшего представителя министра земледелия, а теперь Трепова. Здесь вовсю ругали Гулькевича, и повторились все обвинения об уклоне его далеко влево.

Наконец навестил я графиню М.М. Орлову-Давыдову, у которой был политический салон более умеренного направления, скорее в духе Юденича. Между прочим, должен сказать, что сей генерал оставил после себя впечатление довольно среднее – и среди русских, и среди иностранных дипломатов, от которых он ничего не добился. О помощи Юденичу говорили и в благотворительном комитете, но уже чисто теоретически, ибо ни денег, ни персонала в распоряжении комитета не было.

Более интересно было посещение Феро, участника разных французских предприятий на Юге России, ныне бывшего экономическим советником при французской миссии в Стокгольме. Он упрекал Гулькевича в нерешительности, объясняя этим отчасти неуспех Юденича. Впрочем, он признал в конце, что первые шаги должны были быть сделаны самими русскими, и только тогда можно было рассчитывать на помощь союзников, из чего вытекало, что пока Юденичу трудно на что-нибудь рассчитывать. В заключение Кандауров дал мне еще характеристику положения Гулькевича, которого с разных сторон старались затащить в свой лагерь, от чего он всячески отбояривался. Вместе с тем, однако, Гулькевич не сумел выбрать себе какой-нибудь определенный самостоятельный путь, колебался между направлениями и в результате добился только того, что все его ругали.

В январе были еще сделаны доклады в Русском обществе – Заменом и сыном Безобразова, оба о Киевских событиях. Первый из них, Замен, был у гетмана товарищем министра финансов, второй же – рядовым офицером, эвакуированным немцами и прошедшим, так называемым белыми, «сиденье в Политехникуме». Про рижские события рассказал нам генерал И.Н. Свечин. Он прибыл в Данию с группой других русских, эвакуированных англичанами из Риги перед занятием ее большевиками после разложения немцев. В этот раз в Копенгагене осела новая партия русских, о размещении и устройстве которой тогда усиленно хлопотали и датчане, и русские. Впрочем, большинство этой партий проехало прямо в Англию. В числе оставшихся в Дании был бывший Лифляндский губернатор Звегинцев и его первая жена, давно разведенная с ним. На пароходе англичане поместили их в одну каюту, и потом оба старика говорили, что провели время очень мило.

Обсуждали в Комитете и вопрос о приглашении белых русских на Принцевы острова на конференцию с большевиками, и единодушно отнеслись к нему совершенно отрицательно. Больше всего посвятили мы времени вопросу о внутреннем распорядке в Обществе. Уже раньше выяснилось, что в Общество попали лица весьма нежелательные – частью по их нравственным качествам, частью же по их крайним политическим взглядам, прямо компрометировавшим общество. Теперь же был возбужден вопрос об облегчении доступа в Общество отменой квалифицированного большинства при приеме новых членов. Предложение это прошло, несмотря на возражения Комитета, после чего – сперва Калишевский, Кутайсов и я, а затем и остальные члены Комитета подали в отставку.