Записки. 1917–1955

Впервые начались у нас тогда разговоры об «ориентации». Большинство из нас было союзнической ориентации, но среди офицерской молодежи оказалась группа сторонников Германии, обрабатывавшаяся «графами» Кожиными – синим кирасиром и лейтенантом. Впрочем, вскоре они были высланы из Дании, как немецкие агенты. Утверждали, что одно время они работали и на большевиков. Денег у Кожиных было много, и они, угощая и подпаивая молодежь, влияли на нее, пользуясь их монархическими убеждениями и доказывая, что одни немцы за восстановление у нас царской власти. С одним из Кожиных была выслана и его «жена», ранее довольно известная в Петрограде кокотка.

23 марта я выехал в Гаагу. За некоторое время до того наш поверенный в делах в Голландии Бах сообщил циркулярно всем нашим миссиям, что голландское правительство наложило арест на суммы Гаагского отделения Московского Комитета помощи военнопленным, и сам заведующий этим бюро бывший эмигрант Шелгунов (кажется, это был псевдоним) был подвергнут личному задержанию за его большевистское направление. Вместе с тем, Бах запрашивал, нет ли в Европе какого-либо органа, который мог бы добиться передачи белым этих сумм. Обсудив этот вопрос, мы с Чаманским решили, что я поеду в Гаагу и постараюсь вызволить эти деньги. При поддержке Баха визу в Голландию я получил довольно легко, – разрешили мне проезд и немцы, – и, не теряя времени, я двинулся в путь.

Балтийское море еще не было тогда протралено, и посему переправа в Германию производилась лишь засветло. Поэтому приходилось выезжать из Копенгагена вечером и ночевать в дороге, чтобы пароход-паром мог выйти из Гессера в Варнемюнде около 8 часов утра. Все мои спутники были сперва немцы. Несмотря на проигрыш войны, большинство их было настроено весьма шовинистически. Войну вызвала Россия, утверждали они, объявив мобилизацию еще с весны. Проиграна война немцами была только благодаря революции. Теперь мира Германия не подпишет. Больше всего боялись в Германии русских большевиков, со своими же надеялись справиться, если только получат продовольствие. Везде организовывают гражданскую гвардию, армию восстанавливают из добровольцев. В Германии недостает сырья и угля, для перевозки которого нет подвижного состава.

Около 12 часов мы были в Варнемюнде, маленьком купальном городке, сейчас совсем мертвом. Мои спутники все искали здесь рыбы, но напрасно. Я с ними обошел все местечко. Одеты немцы прилично, следов истощения не видать. Много говорили про смертность стариков и детей. Молоко давали только детям до 2 лет, по пол-литра в день. Бледны и худы только молодые мужчины, видимо, бывшие в армии. Лошадей и скота видно очень мало. Способ сообщения только трамвай. Автомобилей почти нет. В Варнемюнде просидели мы до 4-х с половиной часов, почему и зашли в кафе. За стакан чая, стакан шоколада на воде и два куска торта, довольно слабого, взяли 6,5 марок. Здесь давали сахар, чего позднее в Германии я не видел: вероятно, это была контрабанда из Дании или Швеции. Масла давали 50 граммов в неделю, но его можно было купить по повышенной цене. Везде были мешочники, как и в России. И здесь с ними борются, но тоже напрасно.

В поезде на Гамбург было свободно. На проезд нужно особое разрешение. Скорых поездов почти нет. Вагонов с выбитыми стеклами я не видел, но было все-таки очень холодно. В вагонах все шторки оборваны, – говорят, солдатами. Много видно надписей в солдатском вкусе, прежней немецкой чистоты нет. Освещение газовое, но в большинстве купе испорченное, почему едут больше в темноте.

В Гамбурге мы были около полуночи. Устроился я в небольшой гостинице против вокзала, за 7 марок – комната с утренним кофе. Белье бумажное, кроме полотенец, выглаженных, но столь грязных, что вытираться ими было невозможно. Белье все пахло рыбьим жиром. Отопление центральное, но бездействующее. Раздеваться было очень холодно, но спать под двумя перинами было хорошо. Кофе утром – чашка какого-то ersatz’а и немного мармелада, при двух кусках черного хлеба. Город безжизнен, все идут пешком. В окнах магазинов все больше эрзацы. Например, в шикарном магазине – деревянная и соломенная обувь. Много выставлено вещей из шелка и сравнительно недорогих. Зато шерстяные и суконные вещи д'oроги и их мало.

Выехал я около 10 часов скорым поездом через Бремен и Оснабрюк, где пересел в другой скорый поезд и доехал в нем до пограничной станции Бентхейм, где был немецкий осмотр. По дороге все фабрики сплошь стояли. По железным дорогам товарное движение слабое, везут один уголь. Безработица в стране страшная. В одном Берлине насчитывают их 500.000, получающих пособие в 300 марок в месяц.