Записки. 1917–1955

Перейдя через Литейный, я прошел мимо Окружного Суда, еще целого, и дома предварительного заключения с разбитыми воротами и парадными дверями, как вдруг за мной раздался выстрел, затем другой, третий, и затем поднялся беглый огонь. Обернувшись назад, я увидел всю толпу, только что стоявшую у Литейного, в диком ужасе несущуюся ко мне. Повернув, наоборот, назад в подъезд дома предварительного заключения, я увидел разломанную мебель и разорванные бумаги. Следом за мной вбежал в подъезд унтер-офицер Литовского или Волынского полка с винтовкой, который, стоя уже в дверях, стал звать бегущих мимо него солдат: «Товарищи сюда, надо дать им отпор». Однако никто не остановился и не отозвался на его призыв. Тогда, со злобой ударив о пол прикладом, он обратился ко мне: «Эх, организации у нас нет». На мой вопрос, что происходит, он сообщил мне, что по Литейному приближаются семеновцы, после чего сразу же куда-то скрылся. В этот момент стрельбы около нас уже не было, никаких семеновцев нигде не оказалось, однако пройти в Думу мне все-таки не удалось, ибо меня задержали около Потемкинской, и пришлось вернуться домой.

Когда я проходил мимо Окружного Суда, то из одного из окон бельэтажа выходила струйка дыма — видимо, начинался пожар. Однако пожарных пока не было, да при настроении толпы как-то даже не приходила в голову мысль о возможности тушить пожары. Действительно, когда вскоре потом пожарные приехали, то им не дали работать. Часа через два в нашем квартале возник переполох: прибежали с известием, что огонь от Окружного Суда потянуло в нашу сторону и что угрожает опасность взрыва, расположенного по другую сторону Литейного Орудийного завода. Так как я знал, что взрывчатых веществ на этом заводе не должно быть, то эти страхи оставили нас спокойными, но отсутствие всякой пожарной охраны делало положение действительно как будто опасным. Однако достаточно было пройтись до Литейного, чтобы убедиться, что все страхи были напрасны: ветра не было, и пламя поднималось почти прямо. Наконец, уже только около 5 часов удалось мне пробраться в Думу. До Потемкинской было довольно свободно, далее было много народа, а около самой Думы была местами давка. Около Думы стрельбы не было, дальше же от нее раздавались выстрелы, большею частью это забавлялись подростки, стрелявшие в воздух.

Войдя уже на подъезд Думы, я встретил выходящего из нее Гучкова, сказавшего мне, что в ней уже делать нечего, что все уже разошлись, наметив для ведения всех дел особый Временный Комитет, в который вошло от каждой фракции по одному представителю. Однако тут же выяснилось, что Чхеидзе, избранный как представитель социал-демократов, от участия в Комитете отказался, ибо его фракция вошла в состав Совета рабочих депутатов. Созданию Временного Комитета предшествовало краткое заседание наличных членов Думы, в котором был поставлен вопрос, надлежит ли Думе принимать в свои руки власть, которую упустило правительство. Вопрос был срочный, ибо к Думе уже подходил Волынский полк, первый восставший, и надо было дать ему ответ. Все собравшиеся, за исключением одного (не помню точно, кого именно), высказались за принятие власти, хотя бы в форме Временного Комитета, отнюдь не враждебного прежней власти.

Теперь можно сказать, что это был решающий момент, ибо через это решение местный военный бунт был возглавлен Думой, легально существующим верховным учреждением, прикрывшим его своим авторитетом и делавшим его движением, оказавшимся почти сразу более сильным, чем сама Дума. Мне не раз приходилось слышать в эмиграции горькие слова осуждения за это по адресу Думы, но, тем не менее, я не сомневаясь, что и при любом ином составе решение ее не могло быть иным. По крайней мере, лично я, если бы попал в это заседание, вероятно тоже голосовал бы за создание Временного Комитета. Нельзя забывать, что, с одной стороны, пред членами думы рисовалась картина полной анархии в руководящем центре государства, остающемся во время войны без правительства, с другой же стороны — была надежда на возможность захватить власть в свои руки, направить движение и ввести его понемногу в пределы прежнего строя. Впрочем, веру в возможность осуществить это я не видел уже в первые дни у большинства членов Думы (кроме лишь нескольких прогрессистов), продолжавших и теперь обретаться вне времени и пространства.