Записки

Князь Репнин решился атаковать его; в ночь 23 июня главный корпус стал переправляться чрез Дунай, не снимая лагеря и оставя в оном все тягости; по переправе главного корпуса переправился корпус князя Голицына, потом отряд Милашевича, а 26-го корпус кн. Волконского. Переправа всегда была делана ночью, на флотилии, которою начальствовал генерал-майор О. М. Де-Рибас. Днем за Дунаем войска скрывались в камышах, и во все время нашего пребывания не позволено было иметь огня, чтобы оставить турок в неведении о нашей переправе. Лагери оставались неснятыми на своих местах, с своими тягостями, небольшим числом офицеров и слабыми, которые не могли следовать за армиею; также оставлено было некоторое число барабанщиков и в каждом лагере по одной пушке для выстрелов к вечерней заре.

Переправившаяся армия состояла из 33 тысяч человек, кроме иррегулярных войск, с шестидневным провиантом; такового числа войск вместе во время турецкой войны никогда не бывало.

27 числа генерал-квартермистр лейтенант Медер с легкими войсками послан был рекогносцировать неприятельский лагерь. По открытии им неприятельской позиции, положено было атаковать турецкую армию следующею диспозициею. Того же дня, в 7 часов пополудни, генерал-поручику Кутузову с 13 тыс., составлявшими левый фланг, выступить и должно было еще обойти цепь гор, простирающихся верст на пять параллельно по Дунаю и примыкающих к неприятельскому лагерю с левой его стороны. В 9 часов всей армии выступить двумя колоннами: правая колонна, под командою кн. С. Ф. Голицына, должна была идти близ Дуная; средняя колонна, под командою князя Волконского, взять левее и выйти на равнину обеими колоннами между Дунаем и сказанною цепью гор и выстроиться в две линии кареями, но не прежде показаться из-за камышей, как когда уже корпус Кутузова покажется на горе и на фланге турецкого лагеря.

Ночь была чрезвычайно темная, что способствовало нашему скрытному маршу; расстояние от переправы до Мачина было около 30 верст[135].

Только лишь начало рассветать, мы приблизились [к месту], где оканчивается цепь гор, при подошве которой протекает болотистая речка, впадающая в Дунай; брошены были по оной портативные мосты, по которым беспрепятственно переправились. Камыши этой речки так часты и высоки, что человек человека едва мог видать.

Корпус князя Голицына едва показался из камышей, как был атакован большим числом янычар, с их обыкновенным страшным криком «алла! алла!». Вовремя открытою картечною пальбою были они отражены; тогда они бросились на гору и заняли оную, так что мы от корпуса Кутузова были отделены, а он на горах не показывался. Наш корпус выстроился версты за три от неприятельского лагеря, откуда из больших орудий стреляли в нас ядрами; с горы анфилированы были наши войска, а с правой стороны была турецкая флотилия; в таком неприятном положении мы были три часа.

За горою слышна была сильная канонада. Князь Репнин посылал своего адъютанта к Кутузову узнать, что там происходит и для чего он не всходит на гору? Должно было объехать всю эту цепь гор, на что требовалось много времени; а как ветер усилился и дул от нас, то казалось, что канонада отдалялась. Князь Репнин в большом беспокойстве был, тем более что перешел Дунай вопреки желанию светлейшего князя, взяв на свою собственную ответственность. Многие генералы знали то и желали сделать тому угодное; один из них говорил князю, что, ежели Кутузов принужден будет отступить и будет разбит, тогда могут отрезать нас от наших мостов, и, не имев с собой провианта как только на три дня, армия будет в худшем положении, нежели Петр Великий был при Рябой Могиле[136]. Уже князь и сам о том помышлял, он, который был всегда более нежели осторожен.