Записки

Князь Репнин предписал Дерфельдену, чтобы он в Слониме остался, и находящегося за дефилеями, расположенного у Кобрина, Сираковского атаковать не осмеливался. Тут предстал случай, чрез который кн. Багратион приобрел славу, искав смерти. Как заслуги его были столь велики и столь известны, то я о сем умолчу, но впоследствии кампании он с эскадроном бросался в преследование Гедройча и Вавржецкого с такою отчаянною храбростию, что один раз в преследовании неприятельского арьергарда под вечер заехал в неприятельский лагерь и навел ужас; несколько раз бросался на пехотные колонны, за что в одну кампанию справедливо получил владимирский орден и чин.

Между тем как князь Николай Васильевич [Репнин], будучи в Несвиже, боялся, чтобы поляки не вторглись в российские границы, подал к таковому мнению [повод] Грабовский с небольшою партией, [который] прокрался через Минскую губернию к Белоруссии, думая, что там недовольные российским правительством возмутятся, а как войска оттоле все были выведены, то сим отважным предприятием отвлечет русские силы из Польши, в чем он очень ошибся. Кн. Цицианов, сведав о том, с своим небольшим отрядом истребил его, не допустив до Рогачева.

Граф Суворов по поручению графа Петра Александровича [Румянцева], увидевшего худые успехи русских в Польше, собрал корпус тысяч в двенадцать близ Варкович, внезапно при Кобрине разбил Сираковского, который отступил к Крупчицам на крепкую позицию и получил сильное подкрепление, но и там вторично был истреблен. После сего, не давая нимало отдыха, Суворов истребил сильный корпус, бывший у Бреста Литовского под командою Макрановского. Во всех оных делах 25 тысяч поляков с их артиллериею как будто не бывало[178]; [он] прошел в три недели около пятисот верст.

О всех оных действиях мы узнали вдруг. Костюшко, уведомившись о сильном поражении его войск графом Суворовым, предписал всем бывшим польским войскам в Литве, оставя оную, соединиться с ним. Князь Николай Васильевич перестал страшиться, приказал Дерфельдену теснить отступающие литовские войска. Скоро мы настигли оные, и до самого Белостока ежедневно происходили арьергардные дела, подавшие случай к счастию, как я выше сказал, кн. Багратиона.

В продолжение наших действий король прусский с соединенною армией, безуспешно держав Варшаву в блокаде, отступил к своим границам. Польский генерал Домбровский преследовал прусские войска с постоянными выгодами. Ферзен потянулся вверх по Висле.

Князь Репнин хотел тем окончить кампанию, и мы получили от него повеление вступить в квартиры. Но вдруг граф Суворов прислал ордер к Дерфельдену, извещая, что Ферзен, переправясь через Вислу, под Мацевичами разбил Костюшку и взял его самого в плен, что хотя Дерфельден с корпусом и не состоит у него в команде, но чтобы сим воспользоваться и одним ударом поразить гидру мятежа, [Суворов] именем ее величества повелевает форсированным маршем гнать ретирующиеся литовские войска и с ним соединиться, а князю Репнину о том от себя сообщить. Дерфельден колебался в том повиноваться, но граф Зубов настоял, и мы тотчас выступили. На пути прибыли в корпус 700 казаков-черноморцев, которые поступили в авангард; кошевой Чапега с своим полковником, обвешанным крестами, явился в команду к графу и, проходя одно местечко, увидев поросят, сказал своему полковнику: «Алексей Семенович[179], видишь, какие гладкие поросята, чего глядишь?» Тот сейчас соскочил с лошади, несколько их поймал, заколол и положил к себе в торбу. Вот какие войска!

Мы уже настигли арьергард Гедройча при переправе его через Буг[180], близ деревни Поповки, и как черноморцы донесли, что поляки, переправившись, ломают мост, а по той стороне в лесу засели их егери с пушкою и не допускают черноморцев тому воспрепятствовать. Граф Валериан Александрович [Зубов] был с Софийским карабинерным полком и всеми при нем бывшими волонтерами, а полковник Рарок, посадив своего полка гренадер на лошадей из фруктового обоза, прискакал к графу. Подъехав к берегу, чтобы узнать, в котором месте был тот мост, Рарок сказал: «Господа, разъезжайтесь, неприятель, увидя генерала, окруженного столь многочисленною свитой, будет по нему стрелять». Мы только что от него отъехали, и я был от графа шагах в 10-ти, как вдруг роковое ядро фунта в полтора оторвало у графа левую ногу, а у Рарока правую, и то был от них последний выстрел. Графа отнесли в лощину; со всех сторон собрались медики и занялись отнятием его ноги, а Рарок оставался без малейшей помощи. Я велел его полка гренадерам положить его на плащ и отнести его в Поповку, в господский дом, тут находившийся, куда после операции и графа перенесли. Так как не скоро сделана была операция и много вытекло крови, то Рарок на другой день и умер.

При графе оставлен был батальон егерей, а войска и все волонтеры выступили и на другой же день под Кобылкою присоединились к армии графа Суворова, в соединении бывшего корпуса Ферзена, где я имел чрезвычайное удовольствие прибыть к своему полку, который был под начальством прикомандированного подполковника Бибикова.