Читаем Записки беспогонника полностью

И вот еще о чем мы думали: на территории дружественной Польши мы должны были быть исключительно вежливыми с поляками и под страхом жесточайших кар не смели брать у них ничего, что «плохо лежало», и ни в коем случае не смели заводить с полячками романов; нас стращали, что многие из них больны венерическими болезнями, а наши, непривычные к этим чуждым социалистическому отечеству хворям, очень тяжело их переносят. И к польской католической религии мы должны были относиться с уважением. Политработники давно нам твердили обо всем этом.

Ну, а на вражеской территории? Как мы должны вести себя по отношению к гражданским немцам, к их детям, к их имуществу, к их жилищам?

Меня спрашивали об этом мои бойцы, я спрашивал парторгов Ястреба и Проскурникова, наконец, спросил майора Сопронюка. Но вразумительного ответа ни от кого не получил. Очевидно, наступление наше развилось столь стремительно, что политотдел фронта не успел спустить соответствующую инструкцию в политотделы армий, а те спустить еще ниже. Ну, и само собой разумеется, проявить какую-либо инициативу политработники 74-го ВСО не посмели.

До границы оставалось каких-нибудь 3 километра. Песчаная, безлесная низменность кончалась. На той стороне Ожица, на высоком берегу виднелся сплошной лес.

Наш обоз остановился на обед. Я посоветовал Ястребу провести краткие политзанятия: ведь мы подходили к границе, к логову зверя. Тогда всюду, в газетах, военных и центральных, на политзанятиях и даже просто в разговорах часто цитировались мудрые слова Сталина о «логове зверя».

Говорил Ястреб, говорил Пылаев, пообедав, мы поехали дальше. Мы приближались, приближались к границе. И тут как раз оказался перекресток. Я остановил подводу. Ярошенко начал писать на стрелках указателей название ближайших населенных пунктов. А у меня береглась карта всей Великой Германии. Мне нетрудно было выяснить, каково расстояние до Берлина. Сейчас уж не помню — сколько я насчитал. Мои бойцы, очень довольные, начали устанавливать стрелки с указанием километража до самого главного логова.

И тут как раз подъехал Ледуховский в коляске. Он меня подозвал и с искаженным от злобы лицом приказал немедленно убрать берлинский указатель.

— Это политически неверно. Если Сопронюк увидит, он тебя под арест посадит, — шипел Ледуховский, но так тихо, чтобы никто не слышал.

Он уехал. В этот момент на нескольких грузовиках мимо нас проезжала какая-то воинская часть. Солдаты, заметив указатели «До Берлина столько-то километров!», закричали: «Ура!»

Я подумал, подумал и сказал своим бойцам, чтобы садились на подводу. Во все время войны я очень редко не выполнял приказов старших командиров, но в тот раз не выполнил сознательно.

Недюжин хлестнул по лошадям, мы поспешили догонять свою роту. Тут были верховья того же Ожица, мост через речку оказался совсем маленьким, мы переехали через него. Вот она, Восточная Пруссия!

А на земле и на небе стояла тишина, которая казалась зловещей…

Глава двадцать вторая

Восточная Пруссия

Много лет спустя после воины я прочел эпопею о войне предыдущей и узнал, что примерно тем же путем, как и я, в августе 1914 года пошла в наступление на Восточную Пруссию царская армия генерала Самсонова, а в январе 1945 года, где-то рядом со мной, в составе той же, что и я, 48-й армии, может быть, даже через те же мосты, ехал безвестный артиллерийский капитан, впоследствии ставший писателем, равным Толстому, Достоевскому, Чехову. И читая в 1973 году его гениальную эпопею, я узнавал наименования знакомых мне населенных пунктов и знакомый пейзаж…

Первое впечатление о Восточной Пруссии подарила нам белая с черным корова, которая бежала в километре левее нас по заснеженному лугу на другой стороне незамерзшего ручья.

Тотчас же по приказу Пылаева наш обоз был остановлен, а добровольцы с винтовками и автоматами кинулись наперерез корове. Луг оказался болотистым, а ручей был глубиной около метра, но эти препятствия не остановили охотников.

Сперва я стоял и наблюдал вместе со всеми. Корова, видимо кем-то испуганная, бежала быстро, охота затягивалась, и я, взяв с собой Ваню Кузьмина и одного пожилого бойца, направился к кирпичным строениям хутора, выглядывавшего из-за соснового леса правее дороги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное