Записки безумной оптимистки

— Потерпи секунду, сейчас станет легче.

И правда! Не успели мы выползти на раскаленную улицу, как мне, вот парадокс, стало прохладно. Горячий, сухой воздух с улицы не проникал под многослойную одежку. Обрадовавшись, я понеслась вперед. Сухилья мгновенно дернула меня за рукав и прошипела сквозь зубы:

— Ты что делаешь!

— Иду в мечеть, — недоуменно ответила я.

— Так нельзя!

— Почему?

— Ты шагаешь, как мужчина, посмотри вокруг.

Я оглянулась. Действительно, облаченные в черное фигуры семенили мелкими шажочками, опустив вниз головы. Скорректировав походку, я дотащилась до лавчонки, решила купить бутылку воды, и меня вновь одернула Сухилья:

— Зачем тут встала?

— Вот решила минералки выпить.

— И как ты собираешься пить ее?

— Ну просто, — растерялась я, — откручу пробку и вперед!

— Это совершенно невозможно, — зашептала Сухилья.

— Но почему?

— Нет бога на свете, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его! — в сердцах воскликнула подруга, — тебе же придется приподнять паранджу, это неприлично.

Пришлось отказаться от воды, роль арабки нравилась мне все меньше и меньше. В полном молчании мы доехали до старых кварталов и углубились в кривые переулки. Улочки становились все уже и уже. По их бокам тянулись канавы, наполненные нечистотами, и запах стоял соответствующий.

Через некоторое время мы увидели на чудную картину: на обочине сидит тетка и справляет нужду.

Несмотря на приказ молчать, я возмутилась:

— Нет, какое безобразие, вот почему тут так грязно!

Сухилья совершенно спокойно отреагировала на увиденное:

— Рядом рынок, а крестьяне не станут тратить денег на туалет.

— Но как ей не стыдно сидеть в таком виде на улице! — продолжала негодовать я.

— Лицо же прикрыто, — пожала плечами Сухилья, — вот его открыть при посторонних ужасно, а то, что мы видим сейчас! Ерунда! В туалет ходят все.

— Значит, обнажить «нижний этаж» прилюдно можно, а лицо нет?

Сухилья кивнула, и мы пошли дальше. С той минуты в моей душе поселилась твердая уверенность: я никогда не стану своей в Сирии.

С Алеппо связано у меня еще одно воспоминание. Один из советских журналистов повел меня к известной на всем Ближнем Востоке гадалке.

— Пошли, — уговаривал он, — говорят она всем такое сообщает! Знание будущего меня не привлекало, я совершенно не верила колдунам, ведьмам и раскинутым картам. Выросла я среди атеистов. Икона, маленькая, имелась только у Фаси, бабушка каждый вечер молилась. Я же, сначала пионерка, а потом комсомолка, страшно возмущалась и советовала ей:

— Немедленно перестань! Вот, почитай Дарвина, все люди произошли от обезьяны!

Бабушка сначала молчала, ей явно не хотелось вступать в бесполезный спор с радикально настроенной внучкой, но потом она не выдержала и ответила: — Знаешь, детка, все же приятнее думать о том, что человека создал Господь. Обезьяны в качестве предков не слишком мне нравятся.

Но никаких религиозных знаний мне в голову бабушка не вкладывала, поэтому я выросла абсолютно незнакомой с церковью. Единственное, что я знала — Пасху. На этот праздник бабушка всегда пекла удивительно вкусные куличи.

Поэтому идея похода к гадалке меня не прельщала, но журналист буквально силком отволок меня к ее домику.

Внутрь вела ужасно низкая и узкая дверь. Я вползла в помещение почти на коленях и увидела тетку, абсолютно седую, без всякого головного убора и чадры, восседавшую возле огромной грязной кастрюли. Моего арабского не хватало для полноценного разговора, но журналист спокойно изъяснялся на сирийском диалекте. Он начал что-то втолковывать женщине, та отпихнула его, схватила меня за руку и подтянула к котелку.

— Эта ведьма отказывается иметь со мной дело, — протянул спутник, — а тебе станет гадать.

— Ну-ка погляди в воду, — велела ведунья. — Что там видишь?

Я обозрела мутную жидкость, на поверхности которой колыхались щепки, и ответила:

— Ничего.

— Правильно, тебе не дано, а я вот вижу: у тебя родится дочь.

Я подавила смешок. Да уж, славная гадалка. У меня к тому времени развалился и второй брак, замужней женщиной я считалась только на бумаге. У меня был сын Аркашка, алименты я не получала. Замуж еще раз я не собиралась выходить. Решила, что двух попыток с меня хватит. Значит, зверь по имени Груня Васильева в неволе не живет. Родить девочку в такой ситуации было куда как кстати!

Очевидно, на моем лице отразилось недоумение, потому что гадалка хмыкнула и продолжала:

— Всего у тебя будет трое детей, но родишь ты еще только девочку.

Я развеселилась окончательно, ну и цирк. Значит, Аркашка у меня есть, девочка родится, а третий-то откуда? Сам что ли придет и в дверь постучит?

— В сорок пять лет ты очень тяжело заболеешь, — как ни в чем не бывало продолжала ведунья, — все вокруг станут говорить о твоей неминуемой смерти, но никому не верь. Жизни тебе до 104 лет, а потом…Тут она запнулась, помолчала немного и слегка растерянно добавила: — Не пойму никак, похоже, ты вовсе не умрешь!

Вот здесь уж я не сумела сдержаться и начала хохотать.

Гадалка зыркнула на меня карими глазами и продолжила: