Записки блокадницы

Между тем остальные дачники уехали, и мы остались втроем на все шесть наших домиков. Вывезли из лагерей и пионеров, и стало еще безлюднее. Родители по-прежнему приезжали к нам на выходные. Двадцать девятого июня моему брату Олегу исполнилось девять лет, но в памяти не осталось — отмечали его день рождения или нет. А подарок он получил — самокат.

Лето было в разгаре, и порой я даже забывала, что идет война. Но вскоре ощутила первое ее дыхание. Однажды я качалась в гамаке, как вдруг послышался гул самолетов. Еще не видя их как следует, по гулу почему-то сразу решила — чужие. И действительно, когда они прошли на небольшой высоте в сторону Ленинграда, я ясно различила на их крыльях кресты.

А потом начались бомбежки военного аэродрома в Сиверской, который с нашего высокого берега было хорошо видно, хотя до него было более десяти километров. Так и стоит перед глазами картина одной ночной бомбежки. Взрывы бомб сотрясали наш домик, что-то горело, разлетались в стороны пылающие обломки. Багряные отсветы метались по нашей комнате, дребезжали оконные стекла и посуда, дрожали стены и поджилки.

Война приближалась, напоминая о себе все чаще. Как-то раз, намереваясь спуститься к источнику, я была остановлена звуками чужой речи. Осторожно выглянув, увидела двух немцев, брившихся стоя по пояс в реке. Как выяснилось потом, это были фашистские парашютисты.

Отпрянув назад, я побежала и рассказала об этом маме. Наказав нам не высовываться, она пошла сообщить об этом на лесопилку. Но пока мама ходила, немцы довольно быстро убрались, так что — я не знаю, поймали их или нет.

Завершилось наше пребывание на даче в августе самым решительным образом. Бабушка, сварив бульон из хорошего куска мяса и поставив кастрюлю на стол в кладовке, принялась мыть голову. Внезапно к нам ворвалась запыхавшаяся старшая сестра мамы — тетя Аня:

— С ума сошли! Немец рядом, а она здесь голову намывает. Давайте быстро собирайтесь.

Нагнав панику, она не дала возможности что-либо захватить с собой. Остался в кладовке и сваренный кусок мяса, который позднее, в голодное блокадное время часто вставал в памяти. Брошенные запасы муки и крупы не вспоминались, а мясо почему-то — да.

Путь до станции превратился в сущий ад для нашей бабушки. И так плохо ходившая, она несколько раз падала, зацепившись за корни. Совсем выбившись из сил, она молила нас:

— Оставьте меня здесь.

— Не говори глупости, мама!

Когда наконец-то мы дотащились до станции, выяснилось, что если и будет поезд, то, очевидно, последний. После томительного ожидания подали состав из паровоза и нескольких теплушек. По пути в Ленинград он часто останавливался, подбирая таких же задержавшихся, как и мы. Так что в город вагоны пришли плотно набитыми. К счастью, обошлось без бомбежек.

Если на даче о войне напоминали в основном немецкие самолеты, летящие бомбить Ленинград или Сиверский аэродром, то в городе ее приметы были более заметны — аэростаты воздушного заграждения, зенитные позиции, постоянно встречающиеся военные и, конечно, бомбежки. Ленинградцы имели озабоченный вид, а внутренняя тревога накладывала на их лица особый отпечаток. Город готовился к уличным боям — в нашем доме оборудовали пулеметную огневую точку, забетонировав для этого подвал. Подобные сооружения я видела и в домах по Измайловскому.

Отец и мама были на казарменном положении. Мама служила на лакокрасочном заводе имени Менделеева, который находился на Международном (Московском) проспекте в районе Средней рогатки. Отец же работал на «Красной Баварии». Пока не сомкнулось блокадное кольцо и не начались артобстрелы, я несколько раз ездила к матери на работу на трамвае 29-го маршрута. Позднее маму перевели на слюдяную фабрику на Обводном канале, а артобстрелы и бомбежки превратили цеха лакокрасочного завода в руины. В отсутствие родителей в доме руководили тетя Аня и бабушка. Жили мы по-прежнему на втором этаже дома номер 5 по 12-й Красноармейской улице, по 11-й Красноармейской он числился под номером 4. Живущая в этой же квартире тетя Муся, средняя из сестер, работала посменно телефонисткой на «Ленжете» и в не свои смены ночевала дома.