Записки блокадницы

Петр пригласил к нему в Академию связи, где он учился, на праздник. Поехали, там столы были накрыты, закуски хорошие, а 1947 год еще голодный был.

Его друзья и преподаватели встретили нас радушно, а когда Петр куда-то отлучился, они мне рассказали, что он никак не хотел знакомить их со своей женой (они думали, что со мной). А, кстати, его жена Нина в это время в роддоме была, где родила сына.

Мне пели дифирамбы, хвалили, удивлялись, какую драгоценность Петр от них скрывал. А Нинка у него деревня деревней была, согрешил как-то по пьянке, а честь офицера обязывала, так и женился.

И вот после застолья танцы начались, а меня не приглашали — Петьку боялись. Тогда я им рассказала, что они заблуждаются — я ему не жена, а кузина. После этого я была нарасхват. Потом их куратор принес четыре билета в Кировский дворец культуры на бал. И мы, две пары, отправились туда.

Бал был хороший, и танцы до упаду. Джаз Эдди Розмера играл, Юрий Хочинский пел. А я как Золушка была — за временем следила, а то мосты разведут и я на улице останусь. Бал кончался вовремя, а под занавес Юрий Хочинский спел песню «Тоска по Родине». Собрал вокруг себя большую аудиторию слушателей. Он с такой душой пел, что стояла тишина и у всех слезы из глаз катились. А было много офицеров, и никто слезы не смахивал и не стеснялся их.

Под этим впечатлением и очарованием и про время забыли, стояли как околдованные песней. Когда очухались, мосты уже развели, даже позднее, чем обычно. И я в одном платье в ночной прохладе, туфли на высоком каблуке, уставшая. Знаю, что мама беспокоится. Петька говорит:

— Пошли ко мне.

Они жили в коммуналке, где больше женщин, чем мужчин. Положение пиковое, делать нечего.

— Пошли.

При входе я должна была тихо, как мышь, проскользнуть. Вошли, огляделись — никого нет, все спят. Я у входа разулась, чтобы каблуками не цокать, и мы прошмыгнули в их комнатку, если, конечно, это щелевое помещение, отгороженное фанерной полустенкой от кухни, можно было так назвать.

Железная солдатская кровать, стол, два стула и ящик, на попа поставленный, вместо шкафа. Это жилье капитана Советской армии, через два года оканчивающего академию. Куда малыша принесут?! Наша убогая квартира на Огородникова показалась царской по сравнению с этим жильем.

Мне сразу расхотелось за офицера выходить замуж, но, вспомнив, что Тимоша — не какой-нибудь армейский офицер, он в элитных летных войсках, где служат сыновья всех правителей с Василием Сталиным во главе, я вернулась к прежнему мнению.

Ну ладно, к повествованию. Спать негде и некогда — скоро рассвет. Хочу в туалет, натерпелась за целый день, с этим делом в городе напряженка. Петька говорит:

— Я выйду, а ты в горшок писай.

Ох! Весь бал, все померкло от такого неудобства. Делать нечего! Стараюсь не греметь, шорох не создавать, а то через фанеру все слышно. Потом посидела под одеялом, погрелась, и пора в путь домой, пока соседи не проснулись, а то Петрухе несдобровать. Да и нельзя радость от рождения сына растоптать. Ну, в общем, все обошлось.

Еще хочется одну деталь вспомнить. Соколовых два брата было — Саша и Петр. Саша моей маме ровесник, он за ней ухлестывал и всякие знаки внимания оказывал. Мама уклонялась, но все равно ей приятно было, что такой красивый за ней ухаживал, а был женат на ее троюродной сестре. А Петр на семь лет меня старше, он мной увлекался, а я старалась от него подальше быть. Не всегда это удавалось, но я повода никогда не давала.

Единственно дурочку сваляла — показала, где находится наш геофак, и они частенько меня у входа ждали. Спасибо, Флавик меня спасал, следил, чтобы Тиме верность хранила. Он Эльвининым и. о. был и этим дорожил, а с Тимой подружился.

А эти Петька и Толя — женатики напористые были и почему-то Тиме хотели насолить. И я уже не помню, как от них отвертелась. Они мне не нужны были, так как у меня и холостые молодые имелись для времяпрепровождения. Пончик — моя подруга Нина — иногда их на себя брала, а Эльтоше было не до нас — она в Сергея влюбилась. Вот такие дела!

5.4. Университет

Занятия в университете у меня начались с октября месяца. Лекции проходили в больших помещениях, где стояли длинные столы. На первом курсе в больших аудиториях амфитеатром мы не занимались. За одним столом обычно сидели шесть человек. У нас сложилась четверка подруг — Нина Титова, Эля Григорьева, Зоя Коренева и я. Самой старшей из нас была Зоя. К нам за стол старался присоседиться Коля Зинкович, он перенес контузию и плохо слышал. А Нинка была очень смешливой, я нарочно что-нибудь скажу ей, не шевеля губами, та и заливается. А Зинкович думал, что она смеется над ним, и очень сердился. Я говорила ему на это:

— Сердишься на нее, ну и зачем тогда с нами садишься?

Другим контуженным был Флавик Алявзин, у которого висела рука.

Эля была девушкой серьезной и обидчивой. Когда она обижалась, мы говорили, что она залезла в бутылку. Она была высокая и довольно упрямая, за что мы ее звали Железный Феликс.