Читаем Записки блокадного человека полностью

На мосту разговор о списке, о получивших и вычеркнутых. Бм. приятно, когда вращаются вокруг этой темы, прямо и косвенно касаясь его успеха. Остальные, частью с облегчением, перебирают то обстоятельство, что людей, примерно одной с ними квалификации, вычеркнули, или гутируют свою осведомленность в закулисных ведомственных деталях.

Бм. (после паузы): Вы знаете, а у Вити Мануйлова, оказывается, сын родился.

Разговор в течение нескольких реплик держится на этой теме в порядке имманентного развития, но почему эта тема всплыла вдруг, неподготовленная, в реплике Бм.? Ему не свойственно без особых причин обращать внимание на чужие дела. Может быть, в теме сын – родившийся сын – есть для него особый комплекс. Неужто стыд не гнетет его и не гложет, старого человека, занимающегося побрякушками.

Бм.: Рассказ (в порядке интересной истории) о речи Вознесенского в присутствии иностранцев. Как тяжело было в Ленинграде, как тяжело было ученым. Помощь, правительственные пайки. – Вы разрешите, Б.М. – Я отвечаю: Конечно, Александр Алексеевич. – Тут он так сказал торжественно. – Вот наш всем известный ученый БМЭ. Был в таком состоянии, что жизнь его была в опасности. Правительство дало ему паек. Письмо, в котором он благодарит не только от всего сердца, но и от всего желудка.

– Вы так писали?

– Я ему так написал.

Отсюда возникает несколько имманентных вопросов. Как выглядят? Куда ходил? Потом Берков? О Бл. С Бл. все время вертелся Виталий? Очень забавно, я слышал, как он говорит по-французски, довольно бойко, он жил во Франции, но произносит materieux, простите, Лидия Яковлевна. Так и говорит «матерье» ревю слав. (Видно, он в этот момент переживает свое превосходство над Виталием.)

Бм.: Так, Виталий, значит, все-таки объясняется по-французски?

На площади переходят к Мейлаху – в порядке внутренней фильтрации идей.

Бм.: Мейлах, наверное, уязвлен (с удовольствием). Все охотно обсуждают этот вопрос, почему именно он не получил. Б. – начальник отдела (с особым удовольствием, тем более приятно) – он там не был.

Бм.: Вероятно, поэтому, хотя ведь он защитил докторскую диссертацию (Бм. как получившему приятно говорить со снисхождением).

Бк. (как неполучивший к снисхождению не расположен): Так ведь он за это и получил докторскую. Мало ему? Что ж еще, орден давать за докторскую диссертацию?

По дороге выясняется, что Бм. направляется в Военторг купить ленточку, ему сказали, что в Военторге ленточки будто бы лучше, чем в других местах. Пробегает тень неловкости. Он говорит подчеркнуто детским тоном, то есть тоном играющего в игру: А то что ж это, все уже эти штуки нацепили, а у меня нет.

(Под аркой манежа) Бм., возвращаясь к занимающим его впечатлениям прикосновенности к земному величию: Был интересный концерт (в то же время это и суждение знатока музыки); говорит о программе концерта очень по-интеллигентски, может быть, как-то в этом разговоре очищаясь. Володя подхватывает, вероятно, тот же психологический ход – напомнить себе и другим, что мы как-никак люди высокой культуры, хотя и вступившие в общую игру. Разговор о Прокофьеве, впрочем, немедленно сворачивающий на то, что некое английское музыкальное общество прислало ему золотую медаль, присуждаемую только музыкантам мирового значения. (Так велика инерция подводной темы.)

Володя: (его основная подводная тема как раз и состоит в том, что можно совместить официальное преуспеяние с интеллигентностью, вернее, с интеллигентской функцией) продолжает театральный разговор: В театре прекрасный спектакль «Укротитель львов», то есть никакой пьесы нет, но прекрасный спектакль, очень крепко сделанный (удовлетворенно от суждений с пониманием дела), – несколько инерционных реплик.

Володя: Это по Тартарену.

Бм.: Кстати, вы видели вчера на вокзале – во время встречи прошел совершенный Тартарен (как мысль упорно ассоциирует в одном интересующем направлении).

Бестактный интерес: В чем же состоит ваша функция как встречающих.

Бм.: Ни в чем. Пожать руку Мещанинову.

Володя: Я сказал Францеву (упоминание о высоких знакомствах), что встреча очень плохо организована, оказывается – это он организатор. Он обиделся. Со мной уже был такой случай с Орловым (опять упоминание о знакомстве), которому я, не зная, сказал про его жену, что она плохо играет.

Бм.: Да, впрочем, он большой циник. (Приближаясь к Особторгу): Меня уверяли, что здесь планшетки лучше, чем в других местах.

Бял.: А есть сейчас?

Бм.: Гали Битнер говорила мне, что видела на днях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии