Августейший ханский кортеж высокостепенного ханского величества, снявшись с песчаного склона [холма], вступил в страну и юрт казахов. Сделав смотр славным султанам, могущественным эмирам, громадной рати, загонявшей львов, многочисленной как муравьи, он, соблюдая обязательную осторожность и благоразумие, отправился по берегу Сейхуна среди разнообразных зарослей и теснот тех кровавых дорог. Передовым полком победоносного войска был 'Убайдаллах-султан со славными войсками и вращающей мир ратью. Когда вышеназванный выступил со славной своей конницей и попирал округу кровожадного Дешта копытами войска, стремительного, как горный поток, и с помощью клинков мужественных решений проходил по тесным дорогам, то высочайший кортеж высокостепенного ханского величества, двигаясь вслед, совершал переходы. А славные султаны с бесчисленными, как пылинки, и блистательными, как солнце, войсками, проторяя дороги по сторонам того пути и открывая путь следования, шли вслед за вращающим небосвод кортежем.
В таком порядке, идучи и едучи, передвигались они от стоянки к стоянке в чрезвычайно сильную стужу и мороз. Стужа была настолько [сильна], что сопровождающие августейшее знамя, несмотря на то что привыкли к зимним холодам того края и много лет тело и душу подвергали невзгодам холода той страны, единодушно решили, что мы-де никогда не испытывали этакого холода и не терпели с таким трудом и тяжестью мучения стужи.
Стужа была такая сильная, что ни у кого не было силы высунуть руку из рукава или засучить рукав[310]
. Ноги так замерзли в меховых сапогах и в шелковых обмотках, ты сказал бы, что в мех и войлок завернули кусок льда. Лицо замерзло от стужи, ты вообразил бы, что оно — стальное зеркало, которое вынули из войлока. Каждый волос, покрывшись непрерывными, похожими на иней каплями и парами, казался веткой, на которой расцвела весна, или пальмой, сверху донизу покрытой цветами белой розы и жасмина. Глаза от стужи и сильной боли у впадины покраснели, как кровь, а ресницы [стали как] сухие колючки, воткнутые вокруг той пучины крови. Каждый палец на руках и ногах будто слиток золота, который нужно надолго положить в тигель, чтобы он от жара расплавился. Ногти посинели от стужи, ты подумал бы, что [это] ляпис-лазурь на перстне, которая наложила на ноги и руки печать покоя и застоя. В открытом леднике рта слюна от стужи застыла, будто белые зубы, а о теле, ты подумал бы, что оно гранат, в котором замерзла кровь и холод разложил его на части. Дыхание от страха перед холодом убежало в печь груди, а жилы высохли подобно струнам чанга и лопнули...[Далее стихи автора такого же содержания.]
Одним словом, холод был чрезмерно сильным. То, что было упомянуто здесь относительно стужи в том краю — не преувеличение, которым украшают сочинители речь, а [сказано] на основе того, что есть действительно, потому что морозу того края нет никакого сравнения в той мере, как это слышали мы от верных людей, говоривших: «Стужа была столь сильна, что ни один пылающий жаром юноша из узбеков и туркестанцев, находящийся в расцвете молодости, не мог высунуть руку из шубы и одежды и подтянуть на коне подпругу». Кто на рассвете седлал лошадь, ты подумал бы, что он тащит буйного необузданного коня небес под седло покорности. Во всей той степи никто не мог очистить от снега и льда ни одного шага земли, чтобы на часок преклонить голову и прилечь. Белый снег так покрыл поверхность земли, что на ней населенные места казались черными точками на чистом листе [бумаги]. Белизна снега, казалось, сочетается с солнечными лучами, которые проникали в дом через все окна. Поверхность земли ты вообразил бы белой бумагой, на которую никогда не садилась черная пыль, и мастерская рука каллиграфа не нанесла на ней ни одного черного знака домов. Степь и пустыня от белизны снега [стали] как старец, согнувшийся вдвое, и следы [стиха:]
[Затем автор повторяет то же самое в стихах.]