Читаем Записки человека из Атлантиды полностью

Справа от рынка находился пункт заправки газовых баллонов, куда мы наведывались раз в пару недель. Поскольку баллоны были тяжелыми, мама взяла один из них и понесла его к нашей машине, стоявшей на рыночной площади, а я остался сторожить второй. Прошло какое-то время, и я забеспокоился. Через несколько минут я ощутил себя всеми брошенным и покинутым. Еще спустя несколько мгновений я разревелся. К ребенку, плачущему у газового баллона, подошли люди, и один добрый самаритянин взялся отвести меня через рынок к машине. До нашего «Запорожца» мы добрались вполне благополучно, но представьте себе ужас мамы, когда она не обнаружила меня на месте! В итоге все завершилось слезами и обещанием никуда не уходить с незнакомцами в обмен на гарантии не оставлять меня надолго одного.

Пребывание в Соколинском закончилось идиллически. В перерывах между купаниями и походами в лес я вышивал крестиком цветочек на салфеточке и, сидя в лесу на двух валунах, названных по-ленински «стол и стул», учил в подарок бабушке на день рождение стихотворение Горького «Буревестник»: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает…»

В четыре года настала пора моей социализации – я пошел в детский сад. Группа лиц дошкольного возраста, оккупировавших песочницу, давно привлекала мое внимание, и я громко кричал: «К ым! К ым!», мечтая маршировать по улице в паре под конвоем воспитательницы. Мой первый детский сад за номером 8 и по сей день находится на углу набережной Фонтанки и улицы Белинского. От пребывания в нем у меня сохранились образы длинных коридоров, шкафчиков для одежды и радости, когда на завтрак давали творожную запеканку. Самым неприятным моментом, как и дома, был дневной сон, поэтому я всегда просил, чтобы родители забирали меня после обеда. В пять лет меня перевели в 24-ый детский сад на Манежной площади, где я отзанимался год. К тому времени я чувствовал себя ужасно умным для данного заведения, и родители разделяли мою точку зрения. Достигнув шести лет, я провел в детском саду только один день – 1 сентября. На следующее утро меня привезли в 373 школу у Московских ворот, где классным руководителем 1-ого класса была подруга моей мамы – Галина Александровна. Началась десятилетняя школьная каторга.

Я понимаю, что возможно, некоторые читатели моих записок почувствуют себя разочарованными, ибо текст мало напоминает «Жестяной барабан» или «Персополис». В них нет леденящих душу подробностей воспоминаний грузинских интеллигентов про то, как они слушали в подвале «Голос Америки», таясь от разъезжавших по улицам пеленгаторов КГБ. Я не помню, чтобы в Советском Союзе, как в Чехословакии, было запрещено пользоваться занавесками для удобства всевидящего ока «Большого Брата». И даже в самые драматичные горбачевские годы я не пережил ничего подобного страшному опыту Марии Гайдар, которая даже когда ее папа уже стал премьер-министром была вынуждена часами стоять в очереди за молоком, отбивая атаки голодных крыс. Вероятно, это связано с тем, что большинство этих сюжетов рассказаны детьми номенклатуры, а «слуги народные» по логике и жили несравненно хуже рядовых советских граждан.

Существующий в Советском Союзе порядок вещей представлялся мне абсолютно логичным и почти завершенным. Одержав победу в войне и построив развитой социализм, советский народ почивал на заслуженных лаврах. Разумеется, существовали различные проблемы, но их должны были решить в наступающем XXI веке, который однозначно ассоциировался у меня с коммунизмом, космосом, бессмертием и прочими хорошими вещами.

Разумеется, я активно участвовал в общественных мероприятиях от разучивания стишка «День 7 ноября красный день календаря…» до шествия в праздничных колоннах на ноябрьских и майских праздниках. В те дни город преображался – на дома вывешивали красные флаги, даже фонари на Невском проспекте обвивали кумачом. На стене училища гражданской авиации до 1982 года размещали огромный портрет Леонида Ильича Брежнева. Но больше всего я любил украшенные машины, которые представляли различные предприятия и учреждения города. В редких случаях детям даже позволяли на них прокатиться, что, конечно, вызывало щенячий восторг. Любопытно, что ко второй половине 80-хх годов ХХ века украшенные машины были заменены декоративными тележками, что, возможно, было связано с политикой экономии.

Ленинград –Школа

1981-1991

Несмотря на то, что сегодня многие вспоминают о советской школе с ностальгией («учили читать и писать!», «кормили булочками!», «не грузили духовностью!»), я даже сегодня не могу сказать, что стремлюсь назад, в школьные классы. В дальнейшем я с энтузиазмом посещал лекции многих университетских профессоров, мне нравилось работать с системами орошения на плантации или проводить экскурсии, но сидеть по шесть часов в день в классе в 12 лет? Помилосердствуйте. Школа была чем-то вроде срока – я раньше сел, но и раньше вышел на свободу с чистой совестью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное