Читаем Записки человека из Атлантиды полностью

Некой отдушиной для меня были кружки и походы в библиотеку. Последняя находилась в Аничковом дворце, ставшем с 1937 года Дворцом пионеров. Поклонники творчества Бабеля могут прочитать ее описание в рассказе «Дорога», где герой приезжает в Петроград 1918 года, чтобы поступить на работу в ЧК и проводит одну ночь на полу этого книгохранилища, разбирая детские тетрадки Александра III и Николая II. Я был очарован этой готической скриптой с деревянными шкафами, винтовой лестницей и мягкими коврами. Даже если я не всегда был удовлетворен выбором книг, сама атмосфера библиотеки навевала мысли о романтике подвигов и дальних странствий.

Что же касается кружков, то мне больше всего запомнились занятия в шахматной секции, футбольной команде 216-ой школе, археологическом и военно-историческом кружках.

В шахматный кружок меня привела одержимость званиями, титулами и значками. Я мечтал об «Анне на шее», 4-ом, самом низшем, шахматном разряде. Почти два года я усердно ходил в дом пионеров на Фонтанке и играл по две-три партии в день, иногда выигрывая, иногда проигрывая, но разряда так и не получил. Полуторачасовое сидение за шахматной доской было непростым испытанием для 10-11-летних мальчишек, и после занятия мы устраивали в коридоре сражения, но не шахматными досками, как у Ильфа и Петрова, а школьными сумками. В один прекрасный день точный удар противника оцарапал мой висок, что вызвало обильное кровотечение. Мама отвезла меня в травмпункт, и я пережил пару крайне неприятных часов, опасаясь, что рану мне придется зашивать. Однако все обошлось зеленкой, пластырем и двумя неделями больничного. Но и походы в шахматный кружок после этой истории прекратились.

Вторым моими фиском была футбольная команда, сформированная для учеников нашей 216-ой школы. Я никогда не был против побегать и побить по мячу, но реальность развеяла мои грезы. Если в фильме "Берегись автомобиля" театральным режиссером был бывший тренер, то у нас все было наоборот. Наш тренер, скорее, напоминал театрального режиссера, причем злоупотребляющего пивом – это был добродушный, курчавый человек с огромным животом. Меня сразу определил во вратари, да и то большую часть времени я проводил на скамейке запасных, наблюдая как по полю бегают другие. Вероятно, наш гуру сразу понял, что Диего Марадонны из меня не получится. Мы тренировались в школьном спортзале и на футбольном поле Таврического сада, но затем количество занятий стало почему-то уменьшаться, тренер регулярно пропадал, а в один прекрасный день на стенах школы появился подметный листок со словами: «Не верьте толстому чемодану!» На этом наш футбол и закончился.

Еще около полутора лет я проходил в археологический кружок, куда меня привлекла романтика дальних странствий и поиска неизведанного. И снова детские фантазии столкнулись с прозой жизни. Мне кажется, что археологию во дворце пионеров вели хорошие специалисты, но не самые лучшие педагоги. Мы получали массу информации о неолите, палеолите и разных способах датировки артефактов. За полтора года занятий наша группа так и не вышла из каменного века. Неким развлечением были практические занятия, когда нам в класс принесли пару мешков обсидиана и предложили попрактиковаться в изготовлении каменных орудий. Стоит ли писать, что к концу второго часа я исцарапал все пальцы и стал испытывать комплекс неполноценности перед неандертальцами?

Впрочем, совсем без приключений дело не обошлось. На зимних каникулах 1986 года мы с археологическим кружком отправились в Псков и Печерский монастырь. На улице стояли страшные морозы, столбик термометра опустился ниже -30 градусов. Поезд, на котором мы ехали, по непонятной причине остановился на середине пути, где и простоял без света около двух часов. В Пскове мы разместились на матах в спортивном зале местной школы. Конечно, там была плюсовая температура, но не та, при которой ощущаешь тепло. Две ночи мы провели дрожа от холода. Сама же прогулка по Пскову свелась к отчаянным поискам места, где можно было бы поесть и согреться. В конце концов мы нашли пельменную, и там я утолил голод абсолютно некошерным и нелюбимым блюдом, которое в обычной ситуации никогда бы не взял в рот. По возвращении из Пскова я свалился с простудой и пролежал в постели до конца каникул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное