Записки «черного полковника»

– Коза ностра.

– Не может быть!

– Может, юноша, может.

– Тогда у меня к вам будет еще один вопрос: насколько увеличится размер гранта, если эти лекарства будут с просроченными сроками годности?

– Я думаю, что мои руководители на это не пойдут.

– А если контрагенты предложат до десяти процентов от стоимости?

– Нужно думать, – сказал Петр Яковлевич.

– Думайте.

– Вы мне оставите свой телефон?

– Нет, я позвоню вам сам, ровно через неделю.

– Тоже логично, – заключил Петр Яковлевич.

Корбалевич

Шли дни, заполненные текучкой работы. Чтобы не замотаться и не забыть закончить обсуждение рукописи с Ухналевым, Корбалевич записал слово «рукопись» на листке, свернул листок кульком так, чтобы надпись была видна только ему, и воткнул кулек в карандашницу. Среди ручек и карандашей, настольного календаря и папки с несекретными документами этот полусмятый бумажный кулек смотрелся вызывающе. На это и рассчитывал Корбалевич. Именно это должно было постоянно напоминать ему, что он должен был встретиться с Ухналевым и продолжить разговор.

В один из дней перед восьмым марта в кабинет к нему зашел Гольцев. Он обратил внимание на смятый кулек, перевернул его и прочитал написанное на нем слово «рукопись».

– Начал писать мемуары? – спросил он.

– Нет, – ответил Корбалевич, – пока протежирую мемуары других.

– Тех, кто придерживается мнения, что разведка и контрразведка есть искусство?

– Да.

– Ну-ну, – произнес Гольцов. – Ты все еще в эти сказки веришь.

– Какие сказки? – не понял Корбалевич.

– Притча есть такая. Пошел мужик на охоту, идет по болоту, вдруг слышит крик, какая-то старуха в болоте тонет. Мужик срубил топором березку, протянул старухе и вытащил ее из болота. «Спасибо тебе, добрый молодец, – говорит старуха, – спас ты меня, а я ведь не простая старуха, а сказочная, и могу исполнить три твоих желания». Тут мужик смекает, что перед ним волшебница и начинает ей заказывать, то миллион баксов, то виллу в Ницце… Старуха выслушала его и говорит: «Уж больно крутые у тебя желания, но ничего, так и быть, выполню их, но с одним условием. Должен ты, добрый молодец, ночь со мной провести в моей волшебной избушке на курьих ножках». Посмотрел на старуху мужик, вздрогнул и спросил: «А лет-то тебе, бабуля, сколько?» – «Девяносто, – отвечает бабуля, – но я тебя не неволю, ты и так доброе дело сделал, меня спас, и на том спасибо». И пошла от него старуха в чащу к своему домику. Но уж очень хотелось мужику виллу в Ницце, и он поплелся за ней. Утром провожает старуха мужика и спрашивает: «А скажи-ка мне, добрый молодец, сколько лет-то тебе будет?» – «Да уж за сорок, бабуля», – отвечает мужик. «Вот видишь, – говорит старуха, – за сорок лет, а все еще в сказки веришь».

– И к чему ты все это? – спросил Корбалевич.

– Леня, – сказал Гольцев, – притчи не поясняют.

– А заходил-то ты ко мне зачем?

– Посмотреть хотел на эту бумажку.

– А о ней от кого услышал?

– Да ее уже многие видели, а что знают двое, то знает свинья.

– Какая свинья?

– Да это я образно, просто слух прошел, что ты мемуары пишешь.

– А если бы писал?

– Начальство не любит писак. Помнишь, у нас был начальник кафедры по фамилии Луконин.

– Помню, он еще имел у курсанов тайное прозвище «отец русской конспирации».

– Да, именно ему и принадлежало сравнение нашей профессии с «капризной дамой», которая требует, чтобы ты весь принадлежал только ей.

– А при чем тут рукопись?

– Притом, что писать такие мемуары, значит изменять этой даме.

– Кто так считает, ты?

– Не-а, – инспекция.

– А-а, инспекция… Тогда это действительно серьезно. Спасибо за предупреждение.

– Не стоит благодарностей.

– А когда можно писать мемуары?

– Когда разведешься с этой дамой.

– Понятно.

Этот разговор напомнил Корбалевичу о незавершенном обсуждении рукописи Б.Н. Корбалевич взял бутылку коньяка, баночку красной икры и коробку конфет и поехал к Ухналеву.

Хозяин встретил его не очень приветливо, но Корбалевич, как спущенная тетива натянутого лука, уже не мог остановиться. Он решил раз и навсегда покончить со всем, что касается записок Б.Н.

– Проходи в комнату, – сказал ему Ухналев, – там посидим.

– А может, сразу на кухню? У меня бутылочка коньяка, плюс икра и сладости.

– Елы-палы! – сказал Ухналев. – Коньяк мне не рекомендовали в связи с артериальным давлением, икру – в связи с высокими показателями в крови холестерина, а конфеты – сахара. Но ты не переживай, иди на кухню и неси рюмки, мы смело выпьем по одной без закуски, а закусь унесешь домой детям, скажешь: зайчик прислал.

Корбалевич сходил на кухню и взял в буфете две рюмки. Когда он вернулся в комнату, Ухналев собирал с журнального столика какие-то бумаги.

– Уж не взялись ли вы сами за мемуары? – спросил Корбалевич.

– Нет, Леня, – ответил тот. – Я собираю материалы по деятельности разведки и начинаю понимать, что все успехи больших полководцев без разведподготовки и разведсопровождения вообще не были бы возможны.

С этими словами Ухналев достал из кипы какой-то листок.