Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928

Меня откомандировали в распоряжение Беженецкого департамента к господину Старицкому, сыну знаменитого драматурга[337], присяжному поверенному, перегруженному работой сверх меры: в департаменте Старицкого ожидали часами и редко дожидались.

Легко представить себе, что творилось в департаменте в такие редкие минуты. Понятно, что при таких условиях моя командировка в Крым сильно затянулась. Проходили недели. Я успел съездить в Житомир к своему приятелю А. М. Иванову, прогостил у него неделю. Командировки все не было. И лишь 1 ноября я получил, наконец, долгожданные бумаги и 3000 рублей аванса на поездку – первый мой заработок после выезда моего из Москвы.

Крым

Я выезжал из Киева в Крым уже под выстрелы начавшихся там беспорядков, сначала в университете, а затем и на улицах. Среди немецких войск на Украине также началось разложение после победы Антанты. Это было начало конца гетманщины. О выезде по железной дороге нечего было и думать: вокзал представлял собой осажденную крепость.

2 ноября рано утром я вновь выехал по Днепру на Екатеринослав в качестве украинского уполномоченного в Крым к правительству генерала Сулькевича[338]. По дороге мне поручено было заехать в Елизаветград по поводу бедствий одного женского института. Однако ни о каких заездах не могло быть и речи, настолько на Украине, а в частности в Елизаветграде, было неспокойно.

Пока я доехал до Крыма, пока наш поезд задержан был на станции Александровск по распоряжению какого-то самостийного революционера, а немецкие власти, к великому моему изумлению, подчинялись этому распоряжению – настолько быстро шло разложение в немецких войсках – правительство генерала Сулькевича уже пало, и сам Сулькевич скрылся.

Приехали мы в Симферополь поздно ночью. Тщетно искали мы пристанища в какой-нибудь гостинице, все было переполнено. Целой группой бесприютных путешественников с женщинами и детьми скитались мы на долгуше по городу среди глухой ночи, освещенной холодным лунным светом. Наконец нас впустили в какую-то греческую кофейную, где мы и просидели всю ночь.

Утром мы прочитали в газетах о новом крымском правительстве с С. С. Крымом[339] во главе и Н. Н. Богдановым[340] в качестве министра внутренних дел. Это последнее назначение значительно упрощало мою задачу в Крыму, и я поспешил видеть Богданова. Он принял меня прямо по-родственному; с семьей Богдановых мы всегда были очень близки, и родная сестра Богданова Зоя воспитывалась даже у нас в доме в Кораблине. Очевидно, он забыл все наши партийные розни в Рязани по выборам в Государственную думу и этим доказал свой ум и доброе сердце. По поводу данного мне поручения он направил меня в губернскую земскую управу к председателю князю Оболенскому[341] и государственному контролеру Бобровскому[342].

Дело оказалось очень несложно, ибо всех украинских беженцев осталось в Крыму десятка два семей, и забота о них возложена была на земство.

Согласно словесному указанию директора департамента задачей моей командировки, помимо статистического обследования положения беженцев в Крыму, являлось, при посредстве начальника края генерала Сулькевича, всемерное задержание беженцев в Крыму, пока схлынет волна потока военнопленных из Австрии, захвативших на Украине все дороги, все вагоны, все переселенческие бараки и питательные пункты. Наиболее нуждающимся из беженцев мне рекомендовано было выделять небольшие пособия в 5–10 рублей.

Из дел Таврической губернской земской управы мною было выяснено, что количество украинских беженцев в Крыму невелико и что положение их обозначено заботами губернского земства по известному плану и сметам, так что всякие дополнительные подачки с моей стороны были бы излишни и вносили бы лишь рознь и зависть в среду беженцев. На 1918 год смета на 35 676 человек беженцев со всех мест теперь была исчислена в сумме около 2 миллионов рублей: за первую четверть года в сумме 471 517 рублей. Сюда входит и продовольственная помощь, и квартирная, и вещевая, и медицинская, и школьная, и др. Выполнение этой сметы на местах поручается заботам земских и городских управ в лице особых комитетов, и таких комитетов было образовано по губернии одиннадцать, а именно: Мелитопольский с городами Мелитополем и Геническом, Бердянский уездный и городской, Симферопольский уездный и городской, Перекопский, Днепровский и Ялтинский.

Наибольшее количество беженцев скопилось в степных уездах Таврической губернии – Мелитопольском, Бердянском, Днепровском – свыше 23 с половиной тысяч человек, но как раз эти уезды отошли от Крыма, входя в состав территории Украины.

Чтобы лучше можно было судить о том, насколько земство удовлетворяло нужды беженцев в Крыму, приведу образец сметы по Ялтинскому уезду на первую четверть 1918 года на 350 беженцев:

1. Продовольственная помощь на 175 человек по 6 рублей в месяц – 3150 рублей.

2. Квартирная помощь на 175 человек по 6 рублей в месяц – 3150 рублей.