Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

Относительно царицы надлежит отметить (следующее). Еще в Москве я слышал, что вечером, в день своего отъезда из (этой столицы), царь объявил Екатерину Алексеевну своей (будущей) супругой, и потому, чтоб не провиниться в умалении ее чести, я осведомился у великого канцлера, справедлив ли переданный мне в Москве слух, что желает ли царь, чтоб (Екатерину Алексеевну) считали его будущей супругой, и какой титул следует ей давать? В ответ великий канцлер подтвердил подлинность слуха, что царь избрал себе в жены свою любовницу, и заявил, что ввиду этого ее должно именовать величеством. Чтоб не быть неприятным двору, я принял (слова канцлера) к руководству и стал давать Екатерине Алексеевне этот титул, хотя на самом деле он не подобал бы и принцессе крови, помолвленной с королем, пока она с ним не повенчана. (Впрочем), от подобного возвеличения новое величество вовсе не стало высокомернее. Когда я передавал ей в царском шатре свои поздравления, она была так же любезна и болтлива, как и всегда, (а) за царским столом, следуя русскому обычаю, собственноручно подносила мне и другим лицам вино в стакане на тарелке.

Ночь я провел в лагере, хотя по совету великого канцлера палатки свои разбил по ту сторону реки, потому что из-под Могилева вся армия должна была перейти через Днестр, лишь только окончится (постройка) понтонного моста, который наводил с величайшей поспешностью, так как немало опасались перемены решения со стороны турок. В постоянной готовности оказать отпор неприятелю русские полки стояли, защитившись рогатками, и палаток почти никто не разбивал. В предупреждение нападений со стороны татар далеко выставлены были посты и пикеты.

11-го я перебрался обратно через Днестр по понтонному мосту, (который) был почти готов.

13-го. Полки один за другим перешли Днестр и расположились на том его берегу. Славный народ — хоть куда, но крайне (ослабленный) голодом. Я слег в постель от болезни, которой страдал целый месяц. Вследствие (этой болезни) я (все последнее) время путешествовал в русской спальной повозке. Состояние мое ухудшилось от поездок верхом в лагерь, которые я предпринимал через силу для свидания с царем.

Могилев расположен по ту сторону Днестра, на самом его берегу. Он совершенно пуст; впрочем, иные дома еще уцелели. В прежние время это был большой, крепкий город, окруженный двойным валом, с обширным болотом, (облегающим его) почти кругом, так что подступиться к городу было весьма трудно. Но теперь все (в Могилеве) пусто и разорено: от прежних валов, стен и башен остались одни основания. (Город) этот построен валашским князем Могилой, от которого и получил свое имя.

14-го. Ввиду продолжавшейся моей болезни я не мог лично съездить проститься с царем, а потому послал секретаря королевской миссии Петра Фалька принести (по этому случаю) его величеству всеподданнейшие мои извинения. (Я поручил) также (Фальку зайти) к великому канцлеру Головкину, чтоб попросить его о (назначении мне) достаточной охраны для безопасного (проезда) по Польше, куда я должен был следовать за царем. С большим трудом добился я наконец того, что со мной отрядили 10 драгун. Великий канцлер велел мне передать, что мне следует ехать на Лемберг в Ярослав (и что) там я получу дальнейшие указания относительно пути, который изберет царь.

Как только вся армия перешла через Днестр, царь приказал отслужить благодарственный молебен и торжествовать салютными залпами чудесное свое избавление на Пруте, устроенное Богом. Вечером царь уехал, никого, по обыкновению, о том не предупредив. (Перед отъездом) он распорядился, чтоб армия немедленно выступила на Немиров в Киев, откуда часть ее должна была направиться в Смоленск, а другая в Казацкую Украину.

15-го. Армия выступила обратно в Шаргород. В этот же день прибыл туда и я, сделав шесть добрых миль.