Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

24-го. Проплыл мимо (и прибыл) в небольшой городок Нешаву, а в полдень (достиг) польского вольного города Торна, в четырех милях (от Нешавы). Тут я немедленно велел доложить о себе будущей супруге царя, в то время собиравшейся на обед к знаменитому изгнаннику, князю Рагоцкому[400], главе так называемых венгерских malcontents. (Екатерина Алексеевна) тотчас же попросила князя Рагоцкого послать пригласить к обеду и меня. Я действительно (был позван и) явился. За столом князь беседовал со мной о различных предметах, (рассказал между прочим), как венгерский граф Карольи[401], которого он уполномочил на время своего отсутствия командовать армией и управлять делами в Венгрии, превысил эти полномочия, заключив без его согласия мир с императором; что он, Рагоцкий, такового мира никогда не признает и что поэтому он поддался теперь покровительству царя. Так как в Торне пребывал чрезвычайный посланник Голландских Штатов при его величестве короле Польском, lohan van Hartsholt господин фон Краненбург[402], то я известил его о своем приезде. В ответ он прислал секретаря (голландской) миссии, monsieur Van der Bie, поздравить и приветствовать меня по этому случаю.

25-го. Голландский посланник фон Краненбург первый посетил меня в занимаемой мной гостинице «Трех Корон» и позвал на сегодня обедать. Я отправился к нему и отдал ему (таким образом) визит.

27-го. Будущая супруга царя Екатерина Алексеевна пригласила меня к себе на обед. (На обеде этом) участвовали также вышеупомянутый князь Рагоцкий и голландский посланник фон Краненбург.

Я снарядил в Кёнигсберг гонца за письмами, адресованными на мое имя, так как еще из Варшавы написал к моему тамошнему поставщику, чтоб впредь до дальнейшего распоряжения он хранил их у себя.

Принцу Рагоцкому очень хотелось, чтоб я первый сделал ему визит, (но) я на это не решался, ибо находил, что напротив, как последний прибывший, сам имею право на первое посещение с его стороны. Вследствие того, мы виделись только in loco tertio, где он постоянно заводил со мной длинные разговоры, для меня, впрочем, неинтересные, потому что речь всегда сводилась к его союзу с Францией, который меня не касался.

29-го. В ночь принц Рагоцкий тайно выехал в Данциг, (куда отправился) вниз по Висле. Это был весьма обходительный и замечательно видный мужчина. Помимо природного языка, он очень хорошо объяснялся по-латыни, по-немецки, по-французски, по-польски.

30-го. Я осмотрел находящуюся при здешней гимназии библиотеку. Она весьма красива, хотя и мала и особого значения не представляет, если не принимать в расчет некоторых старинных рукописей.

Октябрь

Торн старейший изо всех польских и прусских вольных городов. (В прежнее время) он был защищен сильными, опрятно (выведенными) валами, но (когда) тому несколько лет король Шведский (взял его) после 22-недельной осады, (то) срыл его укрепления. Шведы были настолько грубы, что сожгли великолепную городскую ратушу, благодаря которой Торн изо всех прусских вольных городов (один) назывался прекрасным. Пожар этот истребил также дома многих важных лиц[403].

Городом управляют президент-бургомистр, постоянно (ежегодно?) назначаемый королем польским и заседающий в думе, четыре бургомистра и двенадцать советников. Аугсбургское исповедание religio dominans, и заседать в думе может только лютеранин. (Впрочем, кроме) четырех лютеранских церквей, в городе есть (и) четыре католические, а также иезуитский монастырь. Имеется здесь и гимназия с шестью профессорами. Из числа городских привилегий следует отметить одну, коей прочие вольные города в Пруссии не пользуются. (Она дарована Торну) Речью Посполитой (и заключается в том), что его горожане могут покупать по всей Польше имения и жить в них свободными (людьми) на правах прочих польских дворян. Город владеет также огромным пространством земли, облегающим его со всех сторон (полосой) в четыре мили.