Читаем Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711 полностью

Выбыл я (из Риги) в феврале, взяв с собой приехавшего туда до меня подполковника Нильса Крага, брата ее высокой милости, которого царь отпустил в отставку[439].

В марте благополучно приехал в Пиллау. Здесь меня позвали в один дом крестить. Так как крестной матерью была самая знатная из городских девушек, то на крестинах я так расщедрился в ее честь, что меня сочли более богатым, чем я (был на самом деле), и стали очень за мной (ухаживать). В следующую же ночь две женщины, принадлежащие к [этому] обществу, пришли в мою комнату в одних рубахах и перенесли меня сонного из моей постели в свою. С какой целью это было сделано — догадаться нетрудно, но я хранил в памяти последний совет, данный мне моей доброй покойницей матушкой, и избегал их намерений.

В Пиллау неожиданно вернулся мой спутник, которого я посылал в Москву с товаром. Хотя он и представил мне огромный, неверный счет, все же я был рад (тому), что от своей торговой операции не только не понес убытков, но даже получил порядочную прибыль.

Весной я договорился с одним голландским шкипером, стоявшим в Пиллауской гавани, относительно перевозки меня, людей и рухляди в Зунд. Но так как в той же гавани стояла и шведская вооруженная почтовая яхта, капитан которой, как я узнал, намеревался схватить меня на рейде, то мне пришлось свезти с судна обратно (на берег) погруженную (было) рухлядь и (ждать другого) случая. Наконец я разделил людей и вещи на две партии, из коих одну послал вперед на лоцманском галиоте, а с другой несколько дней спустя отправился сам. От коменданта мы добыли себе паспорта с подложными именами и (с неправильным обозначением наших) ремесел и занятий. Ночью прошли мимо шведского крейсера, который, впрочем, не заметил нас в темноте, и таким образом я в третий раз благополучно вернулся в Копенгаген.

Относительно паспортов с подложными именами нахожу нелишним сказать, что ввиду военного времени и чумы, свирепствовавшей во многих местностях, через которые мне надо было проезжать, я (поневоле) должен был пользоваться такими паспортами. Отмечаю это затем, чтоб после моей смерти кто-нибудь не вообразил, что я разъезжал по свету под разными именами и с фальшивым обозначением своих занятий в качестве мошенника. В 1712 г. я получил паспорт от голландского посланника в Польше и значился в нем его камердинером; год спустя, перед поездкой с Петром Флювером в Петербург, я получил королевский паспорт, в котором прописан был купцом; для обратного пути мне выдан был царский паспорт, как «королевско-канцелярскому секретарю»; в Курляндии я получил паспорт от правительства, в Данциге от города, в Берлине от магистрата, в Штеттине от князя Меншикова, (причем во всех четырех я назван был) секретарем; (наконец), в Пиллау паспорт мне выдал генерал Wopse, обозначив меня в нем прусским студентом. Обыкновенно я назывался именами Asmus Eerenboom или Asmus Ehrenbom, не соответствующими (настоящему моему имени) Rasmus >Ereboe. Брал я такие паспорта (повсюду), куда приезжал, с той целью, чтоб до самого конца моего путешествия не узнали, откуда я еду и чрез (какую страну) проехал, и не задержали меня. Старые паспорта я прятал и показывал только последний. Однако такие проделки требуют большой осторожности, ибо, как известно, тот, кто в чумное или военное время пробирается (чрез заставы) то с одним, то с другим паспортом, обыкновенно награждается пеньковой петлей, что для честного человека не особенно заманчиво…

3

Вскоре после сего благополучного моего возвращения на родину его величеству понадобилось послать гонца к царю. Королю, без моего о том ведома, предложили на этот предмет меня. Меня же заверили (от) высокого его имени, что по счастливом возвращении (в Данию) я получу первое (свободное) место священника, каковое я искал; но (при этом) я (непременно) должен был (идти) на норвежском яле, на котором прибыл из Норвегии, из Бергена, корсар Peter Sorensen Flywer. Я отвечал, что с величайшей охотой готов служить моему королю и отечеству (что считаю это) за счастье и честь, но прошу (только) снарядить для меня (другое судно) во избавление меня от напрасной, очевидной, преднамеренной (так сказать) гибели, и чтоб не причинить (тем) упущения и замедления по (части) королевской службы. (На это) мне возразили, что под рукой другого судна нет и что если я не поеду (на яле), то не должен более надеяться, когда бы то ни было (поступить) на службу или (получить) какой-либо заработок во владениях его величества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии