Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

10 августа ял наш прибыл в Виндаву, и (того же числа) пополудни, подкрепив наши силы, мы пошли оттуда вдоль берегов. (Пристали) мы к одному островку против Аренсбурга на Эзеле. (Островок) называется Abrican. Здесь был всего один домик и один-единственный (житель). Простояли там несколько часов, изготовили (себе) пищи и поели. 11-го (августа) перед рассветом снова поставили паруса и вечером подошли к Гаспалю в Лифляндии.

12-го утром в течение 9 часов прошли по ветру 25 миль. Правда, в первые два часа было так тихо, что мы вынуждены были грести, но последние часы шли мы (на парусах) по 4–5 миль в час. Путешествовавшие по морю поймут, каково было (нам) идти в открытом яле. Сломайся малейшая из наших снастей, (курс наш), несомненно, направился бы вниз, в пучину.

В полдень пристал к берегу за милю от Ревеля.

Следуя моей инструкции, я тотчас (же) отправился в город, к коменданту, спросить, где находится царь. Комендант, бывший в 1709 г. комендантом в Нарве[441] и знавший меня (лично), сначала принял меня очень любезно, но кончил (тем, что), напившись (поступил со мной) весьма нехорошо, так что я вынужден был силой пробиться сквозь его (челядь) и гренадеров, стоявших у его дома с (примкнутыми) к ружьям штыками. Выбрался я счастливо, несмотря на хмель, — ибо по грубому русскому обычаю он жестоко меня напоил.

14 августа, при сильной буре и волнении, (подвергаясь) великой опасности, мы вылавировали из ревельской бухты; однако вечером того же (дня) дошли-таки (на расстояние) одной мили от Толсборга и Эстляндии; и если в Ревеле мы не имели (ни) времени, (ни) случая подкрепиться пищей и напитками, то здесь с нами произошло (в этом отношении) любопытное приключение. Вышли мы на берег у одной деревни, где (крестьяне) никакого языка, кроме собственного, эстского, не понимали. Между тем по-эстски я не знал ни слова, (и вот) нужда быстро научила меня (особому) своеобразному языку, который помог мне (объясниться). Я взял (за руку) одну крестьянку, в другую свою руку взял датскую крону, показал на себя, на свой рот (и объяснил), как умел, чтобы она повела меня кругом по дому. Таким образом я нашел у нее молока и дал ей крону за первую крынку, которую (тут же) поспешно выпил, (а затем) две марки за вторую, которую дал Петру Флюверу. Поняв, чего мне надо, крестьянка распорядилась так, что на ял принесли такое количество молока, что его достало на всех (моих) людей. Потом крестьяне принесли нам за плату множество яиц и масла. В конце концов я даже послал их наловить рыбы, но ни они, ни (сами) мы ничего не поймали.

16-го (августа), при свежей погоде и волнении, мы с большой опасностью пересекли Нарвскую бухту, а 17-го пролавировали 7–8 миль против ветра и течения до острова Ритусара, на котором в настоящее время находится Кронштадт. Погода была так свежа, что стоявшие на фарватере, в (канале), русские военные суда убрали реи и стеньги. (Несмотря на это), мы продолжали продвигаться, и под конец я в третий раз за (время) этого путешествия [чуть не?] отнял команду у Петра Флювера, пригрозив, что скручу его, если он не пристанет к Ритусару. Он подчинился, и, таким образом, благодаря удивительной милости Божьей, мы наконец завершили это необыкновенное путешествие (в Россию).

Будучи знаком с (местностью) и зная (русский) язык, я пошел (с Флювером) пешком в город Кроншлот, нынешний Кронштадт, (находящийся) на расстоянии одной мили (от берега). Тут я зашел в дом вице-адмирала Крейца. В каком я был состоянии и какой имел вид — можно заключить из того, что, увидав меня, добрая адмиральша Крейц горько заплакала. На меня поистине было грустно смотреть; (но) что было (всего) хуже, это то, что моя рубашка почернела от гнилости, а шерстяное платье воняло падалью. Добрый датчанин, бывший командор, ныне вице-адмирал (русской службы) Сиверс[442], послал за нашим ялом и людьми, поместил истомленную от морского (переезда), гнилости (сырости?), голода и жажды команду в (особом) предоставленном (в ее распоряжение) доме, приказал протопить (этот дом), чтобы (дать ей возможность) высушить платье, велел (накормить) людей, втащить ял на берег, [починить] якорные штоки, сломавшиеся близ курляндского берега, и вообще снабдить (нашу) лодку всем (необходимым). На следующий день, 19-го (августа), все было готово, и вечером мы снова вышли на веслах в море к русскому флоту, стоявшему у шхер. Так нам дали в лоцманы датчанина капитан-лейтенанта Хауха[443], имевшего провести нас чрез финские шхеры. Затем 20-го мы пришли в штиль к Биорке, а 25-го счастливо прибыли в Гельсингфорс.

27-го того же (месяца), по исполнении там мной поручения к царю[444], (его величество) приказал мне (сопровождать его) на (одной из) галер в море.