Записки детского невролога

Dum spiro, spero. Пока дышу, надеюсь.

Латинский афоризм

Мои первые воспоминания о больнице – это впечатления пятнадцатилетнего мальчика. В ту пору мне было необходимо удаление небных миндалин и аденоидов. Взрослый, старше всех, – ну просто самый крутой пациент, ведь мне скоро шестнадцать.

А когда сел в кресло и увидел перед собой стол с никелированными инструментами, сразу вспомнились сюжеты и сцены из книг и фильмов об инквизиции.

Я загрустил, сник и мысленно попрощался с родственниками.

Конечно, можно подкатить столик с инструментом уже после того, как пациент сядет в кресло. И, конечно, лучше бы поставить его сбоку – так, чтобы нельзя было видеть то, что на нем лежит. Но это ж все «мелочи»…

А, как ни странно, из таких вот мелочей складывается обыденная жизнь медицинских работников и ежедневная, полная новых впечатлений и новых ужасов, жизнь пациентов. Причем пациентом может оказаться каждый: даже и медицинский работник. Вечером после работы снимаешь белый халат, а утром приходится надевать больничную пижаму. Увы, профессия не защищает от болезней…

Хотя может помочь.

Я хочу поведать вам интересную историю, рассказанную мне знакомым медиком. Этот врач с более чем пятнадцатилетним стажем стал пациентом больницы. И все его впечатления как больного я расскажу вам так, как рассказал он мне. От первого лица.

* * *

Как же мне плохо… голова не моя, голова не со мной… руки… ноги… не слушаются. Все, пора взять в руки телефонную трубку и набрать две заветные цифры.

После нескольких протяжных гудков:

– «Скорая слушает».

– Здравствуйте! Я врач, у меня явления альтернирующего синдрома Валенберга-Захарченко[2], сильное системное головокружение… диагноз…

– Мужчина, я не поняла, а кто больной? И кто такой этот Ва… Вал… Валя Захарченко?

– Я сам и есть больной, все это со мной. У меня инсульт, мне нужна срочная транспортировка в стационар. – Мужчина, ну вы ващ-ще… Я так не могу работать. У меня тут машина… или как его, компьютер! Мне нужно туда жалобы занести, а про диагноз здесь не написано. Вот наши фельдшера приедут, тогда диагноз и выставят.

– А, я понял, пишите…

– Так бы сразу и сказали, а то синдром какой-то, я такого и не слышала. Ждите машину, бригада выезжает.

Дверным звонком разрывает не только дверь, но и мою голову. Да иду я, иду, уже подползаю…

На пороге два фельдшера – девушки субтильного вида. Обе в огромной, явно не по размеру униформе, а в руках еще более необъятные сумки оранжевого цвета. Остатки мачо в глубине души так и норовили сказать: «Давайте я вам помогу». Но вместо этого из груди вырвался вопль:

– О-о-о… Только не это. Я же просил транспортировку! Пятый этаж, лифта нет.

– Мужчина, что с вами?

– Я врач, у меня… и мне нужна госпитализация, есть договоренность с больницей и доктором, меня ждут. Но сам я передвигаюсь с трудом, мне требуется помощь.

Тут одна из фельдшеров поспешно открыла сумку, достала таблетку цитрамона и спросила: «Можно воды?»

– Зачем мне цитрамон?

– Это не вам, а мне. У меня голова разболелась. Сейчас запью таблетку, и поедем.

Приехали. Каталка… Приемный покой.

«Это врач!» – доносится как сопровождение, как шифр.

Быстро и четко, без волокит и промедления. Может быть, слово «врач» действует как специальный пропуск?..

Врач приемного покоя спросил о жалобах, не болен ли я диабетом, нет ли у меня аллергии на какие-то препараты. После чего ударил четыре раза молоточком (конечно, не раздевая). Приговор прозвучал быстро: «В реанимацию».

Женщина неопределенного возраста с ярко пылающими щеками – как у ребенка, объевшегося мандаринов в новогоднюю ночь, и такими же красными потрескавшимися руками, покатила меня в санпропускник, который представлял собой обычную ванную комнату с рядом шкафчиков. Дверцы подписаны: «Укладка от педикулеза», «Мешки для трупов»… Сразу вспомнился Михаил Зощенко: «Выдача трупов в порядке живой очереди».

Санитарка, принимая вещи в камеру хранения, стала подробно описывать цвет рубашки, ботинок и носков. Не обращая внимания на мобильные телефоны и деньги. Только когда зашла другая санитарка и шепнула первой магическое слово «врач», отношение к вещам, которые имеют более высокую ценность, чем пара поношенных носков, несколько изменилось. Было описано все, даже пятирублевая монета, затерявшаяся в складках пальто – возможно, еще с прошлого года.

Очередное указание:

– Мужчина, раздевайтесь, трусы можете оставить, накрывайтесь простыней.

– А трусы вы мне оставили, потому что я врач?.. Это льгота такая?

– Да. А что это вы простыней прикрылись, как в бане?

– А как нужно?

– Вот так.

И меня накрыли сверху (так обычно в морге накрывают покойников).

Коридор… Лифт… Коридор… Реанимация. Все отлажено до мелочей, ни единого лишнего движения. Такое впечатление, что за одну минуту сняли электрокардиограмму, взяли все, какие только можно, анализы. Каждый выполняет свою задачу, и все делают единое дело.

Как хорошо чувствовать, что тебе помогают, что ты не один в борьбе с недугом!

Первая инъекция… как легко.

– А что вы мне поставили?

– Димедрол с…