Записки дивеевской послушницы

Так было и в этот раз. Гром со шквальным ветром и большим градом случился в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня. Утром весь поселок залило. На улицу выйти было нельзя. А двадцать третьего утром районный военкомат получил мобилизационную телеграмму. Через десять минут собрался личный состав сборного пункта, через шесть часов закончилось его оборудование. 24 июня 1941 года и провожали первых добровольцев.

В то, что война будет долгой, не верил никто. Думали, месяц — два повоюем, не больше, а потому провожали молодежь с гармонью, песнями, плясками.

Мой миленок на войну
Едет защищать страну!
А я буду его ждать!
И кисет ему вязать!

Это первая частушка в поселке, посвященная войне. Тогда об этом еще сочиняли частушки… Добровольцы были почти из всех семей, из некоторых даже по двое-трое. Оно и понятно, семьи-то были в основном многодетные. Катер, причаливший к пристани, еле-еле вместил всех. Братья Беломоины, Бабкины, Богдановы, Важенины, Давыдовы, Богордаевы махали на прощанье родным и уплывали за молочно-белый горизонт в сторону далекого Ханты-Мансийска, где большинство из них не было до этого ни разу. Уплывали в окружной военкомат. Больше половины первых добровольцев из поселка тогда, после морошкового грома, с родными простились навсегда…

Моему деду Петру в ту пору не было и пятнадцати, на войну ушли его старшие братья. Петя поступил учиться в ФЗУ и параллельно стал обивать пороги военкомата, где его не воспринимали всерьез, во-первых, из-за возраста, во-вторых, из-за характера. Петька шутил и смеялся над всем и всеми. Рассказывали, например, что, когда его родную сестру-красавицу решил один старый холостяк приворожить, то попросил у кого-то из подруг пару волос из ее толстенной косы, Петька же, прознав про это, организовал холостяку волосы из хвоста молодой телки. Правда или нет, но, когда шел тот мужик по деревне, телка из стойла всегда вырывалась и бежала за ним… Подобных историй о моем деде — великое множество.

Ближе к зиме черными воронами прилетели в Нахрачи первые похоронки. На одной из них была наша родовая фамилия… «Господи, за что забираешь молодых-то»? — выли ночами бабы и бились в истерике. Самым горьким, пожалуй, было то, что тела погибших не привозили домой, и попрощаться по-христиански родственники не могли. Просто собирались молча на поминки — и все. И это было невыносимо. Вскоре все село погрузилось в траур. Встречать пароход с почтой всем селом — стало традицией. Вести с фронта тут же становились всеобщим достоянием, скупые солдатские беды и радости — важнейшей темой деревенских разговоров. Пятнадцати-шестнадцатилетние подростки обивали пороги военкомата ежедневно, просились, умоляли. На будущий год, в сорок втором, некоторым «повезло», их взяли семнадцатилетними. После — снова тишина. А мечта повоевать, отомстить врагу за родных и близких не уходила, наоборот, нестерпимо жгла изнутри. В то время на Конде развернули во всю мощь лесосплав, вековые сосны, кедры рубили и сплавляли по реке в Ханты-Мансийск на спичечную фабрику, которая работала, как и все предприятия тогда, круглосуточно. Все село было занято на рубке и сплаве леса, а Конда, некогда кристально чистая и ленивая, вдруг стала напоминать огромную живую лестницу.

Здесь начал трудиться и мой дед. С утра до ночи, наравне с взрослыми он сплавлял лес. Впрочем, не только дерево наш поселок отправлял на фронт, вот цитата из газеты «Ленинская трибуна» 1942 года: «Кондинцы не поставляют фронту боевую технику и боеприпасы, но под стать воинам работают они в тылу. Всенародный призыв «Все для фронта! Все для Победы!» прибавляет сил даже тогда, когда их уже не остается. Люди забыли об отдыхе и сне. Вся тяжесть трудовых, неимоверно тяжелых дел легла на плечи женщин, стариков и подростков. Они ловят рыбу, заготовляют лес, пушнину, корчуют лес, пашут, сеют хлеб, заготовляют корма, ухаживают за скотом».

Хозяйство по этим временам на Конде было немалое, и, почитай, все держалось на бабьих плечах. Из 68 колхозов половину возглавляли женщины, из семи сельских советов в четырех председателями работали женщины. А дети? Ими выработано в колхозах больше тридцати тысяч трудодней. За годы войны выловлено рыбы — 119 320 центнеров, заготовка леса ежегодно составляла около тридцати тысяч кубометров — заготовляли вручную, лес вывозили на быках, лошадях. Существовало строго фиксированное фронтовое задание по сдаче хлеба государству, вылову пушнины, сбору ягод и выработке экстракта. В Кондинском был уникальный экстракто-варочный завод, который, между прочим, поставлял свою продукцию еще к царскому столу.

В глубоком тылу жизнь кипела день и ночь. Дед работал, старался изо всех сил, не зная усталости. А в военкомат его все не приглашали, шли дни за днями и все, как ему казалось, впустую…