Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

Теперь бы ей было девять годочков… Никак не могу забыть – всё и плачу об ней… В Троицын день пошла на могилку и такой тут удар получила, что и сказать не могу… Срубили, окаянные, рябинку мою… Сама, своими руками посадила её на могилке, – девять лет ей было, как и голубушке моей – Клавденьке! Приду на могилку, послушаю: шумит рябинка – точно доченька моя милая говорит… Поплачу и словно легче станет!.. Последнюю утеху-то мою отняли. И за что?! Кому она помешала?! Ведь это было у меня последнее!» (Местная ячейка комсомола так проводила борьбу с религиозными предрассудками.)

«Когда общество перестанет жалеть слабых и угнетённых, тогда ему же самому станет плохо: оно очерствеет и зачахнет, станет развратно и бесплодно» (Достоевский. «Дневник писателя»)[47].


30. VIII

Ребёнок 4 лет, бледненький, прозрачный какой-то. Шейка тоненькая; не лицо, а лик, светящийся изнутри. Голова не держится и клонится к плечу матери. В лице и во всём хрупком тельце полное изнеможение.

Мать на случайной работе. Когда уходит на работу, оставляет мальчика одного в квартире, запирая её на замок. С утра и до темноты ребёнок совершенно один. Даётся ему на весь день кусок черного хлеба и 3–4 картофелины. Представьте себе этого ребёнка. Одного в пустой комнате, совершенно без людей… О чём он думает? Чем живёт его бедная душа?

«Не понравилось имя Евфросиния – переменила на Сильвию».


4. IX

«Мамочка, купи мне яблочко! Купишь?!» – «Куплю, куплю, милый мой, дорогой мой!» – «Ну так купи!.. Купишь, сейчас купишь?!» – «Не сейчас, а вот заработаю, получу денежек и куплю, много-много куплю тебе яблочков!..» – «А ты сейчас купи, не надо мне много, ты купи только один яблочек – маленький, самый-самый маленький!»

Боже мой! Если бы вы знали, доктор, как тяжело видеть страдания детей!..

«Таинственно, что к великому и прекрасному сердце доходит через страдания» (В. В. Розанов. «У стен церковных»).

«Чем разумнее человек, тем более находит он вокруг себя интересных людей. Люди ограниченные не замечают разницы между людьми» (Паскаль[48]).

«Я уважаю те цветы, которые вырастают сами собой на могиле. Мне всё кажется, что это речи усопшего к нам, но мы глядим, силимся и не можем понять их» (Н. В. Гоголь – в письме к князю П. А. Вяземскому).


6. IX

Больной – еврей, у него небольшое пятнышко сухой экземы под мышкой.

– Давно ли болен?

– Да так узе с недели две. Ну, думаю, ницего себе, пускай болит! А вцера взглянул и узе узаснулся! Ай-ай-ай! Зовсем не хорошо… Надо, думаю себе, сходить до господина доктора… Ну, как это, господин доктор, не опасно? Или, мозет быть, это узе рак? Вы сказите мине откровенно, мозет надо посоветоваться з профессором в Ленинград, Москва, в клиник? Цто знацит расход, когда здоровье дорозе всего?!..

– Ну, полноте, у вас совершенные пустяки!

– Ну, какая зе это пустяк: я как увидал, так спутался, так узаснулся… Ви не хотите мине говорить?! Аппетит нет, сон нет – хороший пустяки, я так спутался, так узе узаснулся, а у мине зена, а у мине пара дети!.. Ницего себе, хороший пустяки! Ай-ой-ой, как это нехорошо з вашей стороны так говорить, господин доктор… Звините мине, позалуйста, цто я так вам сказал, но я так спутался, так узасно спутался! А ви мине, мозет, мази какой дадите? А и где надо мазать? Где болит? А мозет, и тут помазать нузно (указывает на здоровую подмышку).

– Да зачем же мазать там, где не болит?

– А цтобы не заболело… ви только мине сказите: хузе не будет? Если вредного ницего не будет, – цто значит! Я так спутался, зена плачет, дети, пара, плачут… Ви не поверите, господин доктор, как я спутался! Так я узе помазу и на этом месте! А пускай себе, цто значит, если хузе не будет!?»

«Отчего это: как приду в баню, – так вся и озябну?»


7.ІХ

Приходит к доктору крестьянка с дочкой лет 17-ти. Происходит такой разговор с женой доктора.

– Хочу попросить доктора сделать «вычистку» моей девке!

– Доктор этим не занимается, а сколько же времени беременна твоя дочка: вон у неё живот-то какой?

– Нюшка! Сколько время брюху-то твоему, месяцев шесть, што ли?

– Шесть!? Во-о-семь!

– Восемь! Да какая уж тут «вычистка», один только месяц осталось доносить – пусть уж лучше доносит.

– Ну так как же, Нюшка, – доносишь, што ли?

– До-ношу!


15. IX

Старуха 70 лет. Порез руки и ноги. С трудом ходит, подпираясь палкой. Шла из деревни – 6 вёрст от города – целый день. По дороге, в перелеске, двое мужиков (один из них молодой парень) сняли с неё сапоги, пальтушку, оставили в одном платье. Издевались, когда она молила их и плакала.


16. IX

«Живу одна-одинёшенька: были две дочки, да и те “обребятились”».

«Была я раньше как лепёшка толстая».

«Как лучше мне – греться или студиться?»

«Голова болит – словно курицы долбят в темечко».

Пословица: «Людей расспрашивай побольше, а держись своего разума».

«Не держит меня земля: всё падаю и падаю. Истрепала всю свою силу».

«Живот у меня заболел – муж говорит: беги скорей к доктору, уж не сошёл ли у тебя с места “золотник”».

«Лягу на бок – нельзя! Лягу на другой – а там словно кот песни поёт».


17. IX

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное