Записки домового

Халеф опомнился. В самом деле, под этою грязною одеждою, которую оставили для него в бане, никто, по его мнению, и не должен предполагать одного из великолепнейших властелинов Востока. Не сказав ни слова в ответ грубому дароге, он сошел с развалин и отправился в свой дворец. Бесполезно было подвергаться дальнейшим неприятностям в этом наряде, и притом печальные обстоятельства требовали поспешить отдачею приказаний, которые могли изойти только из дворца. Идучи домой, он часто посматривал на свою бороду и удивлялся, что землетрясение оказало такое чудное действие на ее цвет и длину. Но у тайного входа в сераль встретила его новая неприятность: караульные подняли свои палки и без церемонии прогнали его от калитки с теми же замечаниями и эпитетами, какие он уже слышал от дороги. По их словам, падишах только что прошел этим путем в свой высокий дворец: сами они его видели и приветствовали. «Дели! дели! — Сумасшедший! сумасшедший!» — кричали они бедному ширван-шаху и советовали ему убираться оттуда, если он не хочет подвергнуться опасным последствиям своей дерзости.

Халеф отошел от них в изумлении и негодовании и обратился к главному входу, который звали «Воротами Счастья». Дорогой он ощупывал свое лицо, нос, губы, глаза, которые, видно, изменились так же, как и борода, когда в этих чертах никто не узнает лица своего повелителя, и действительно находил в них какую-то перемену. У Ворот Счастья — та же история. Его прогнали с насмешками над безобразием лица и расстройством ума. Он обошел таким образом все входы в свой дворец и везде встретил одинаковый прием: «Сумасшедший! сумасшедший!..»

Отчаяние овладело Халефом. Он должен был согласиться, что, вероятно, стал вовсе не похож на себя. Но как это могло случиться?.. Халеф решительно начал предполагать, что тут замешалась какая-то чертовщина. Идучи, печальный, от своего дворца обратно в город, он увидел между проходящими одного старого муллу и остановил его обыкновенным у мусульман приветствием:

— Мир с вами!

— И с вами мир!

— Душа моя, мулла! — сказал Халеф. — Ты умный и правдивый человек: борода у тебя белая; ты не захочешь насмехаться над моей… хоть это и вовсе не моя! Извини, если я предложу тебе вопрос, который может показаться странным. Каково у меня лицо? Опиши по совести!

— Аллах да простит тебе, сын мой, такие неприличные вопросы! — важно отвечал старый мулла. — Но если тебе это нужно…

— Очень нужно!

— Изволь, я опишу. У тебя лицо ужасно загорелое.

— Аллах! Аллах! Сегодня поутру оно у меня было белое как стамбульская бумага, и притом я пополудни был в бане.

— Нос вот с мой кулак!

— Аджаиб! — Чудеса! Еще недавно в бане я смотрелся в зеркало, и нос мой был средний, правильный, очень хороший!..

— Рот преширокий и губы синие.

— Ля илях иль Аллах! — Нет божества, кроме Бога! Рот и губы мои славились своей красотой! Их сравнивали с расцветающею розою.

— Глаза зелено-серые и торчат вон из головы, как у рака.

— Ля хевль ве ля куввет илля биллях! — Нет силы ни крепости, кроме как у Аллаха! Да у меня глаза всегда были черные!

— Этого уж я не знаю, — возразил мулла. — Я говорю по чистой совести то, что есть. Около глаз у тебя красные круги, и все лицо… извини, мой сын!.. пребезобразно.

— Так уж, видно, Аллах наказал меня за какое-нибудь прегрешение! — с отчаянием вскричал Халеф. — Клянусь тебе, мулла, твоей жизнью и солью падишаха, что я слыву красавцем… то есть слыл… еще за два часа до этого. Мужчины и женщины, все говорят… говорили… что я прекраснее полной луны и мог бы поспорить в благолепии с Юсуфом эль-Хусн. Душа моя, свет глаз моих, мулла! ты мудрый человек: скажи, как это случилось, что у меня так вдруг все черты лица оборотились вверх ногами?

— Судьба! — воскликнул старый мулла, взводя глаза к небу. — Так было написано в Книге Судеб! Оборотились вверх ногами, и конец!

— Конечно, судьба, — возразил Халеф, — но ведь судьба употребляет же какие-нибудь средства к исполнению того, что написано в Книге. Говори, мулла: как это случилось? отчего?

— Если ты честный человек и не морочишь меня, не смеешься, не лжешь…

— Валлах! биллях! таллах! ей-ей, не лгу! До смеху ли мне теперь, когда я в отчаянии? когда я не знаю, где преклонить голову? когда у меня нет ни гроша, ни куска хлеба? Когда я лишен всего…

— Аллах велик! — торжественно произнес мулла.

— Да! Аллах велик! — повторил Халеф с нетерпением. — Но говори, мулла: как это могло случиться?

— Если ты меня не обманываешь и уважаешь свою собственную бороду…

— Пропади она! это не моя борода! Моя была коротенькая, черная, очень красивая. Эта упала на меня с неба. Она ко мне прилетела по воздуху.

— Как прилетела?

— Да так! Прилетела и вцепилась мне в подбородок, как колючая шишка в полу кафтана. Я сам видел! Прежде думал я, что у меня рябит в глазах: но теперь совершенно убежден, что я точно видел. Помню, как летело прямо на меня что-то похожее на огненную метлу… Ведь эта борода — рыжая? не правда ли, мулла?

— Удивительно рыжая. Красна, как пламя.