Инспектор Спрэтлинг не слишком разочарован – полиция уже навела справки о родственниках Полли Николе. У этой женщины, уличной проститутки и бродяги, как оказалось, есть муж и пятеро детей. Из них четверо живут со своим отцом Уильямом Николсом, в то время как старший сын проживает вместе с дедом – кузнецом Эдуардом Уокером по адресу: Мейдсвуд-роуд, 16, Камберуэлл.
Уокер прибыл в морг утром, вместе с констеблями, пригласившими его на опознание. Это невысокий седой мужчина с широкими плечами, он крепок и степенен, как и полагается тому, кто посвятил себя кузнечному делу. Спрэтлинг подводит его к мертвой дочери. Старик бросает на нее взгляд и делает шаг назад. Ему не хочется показывать свои чувства перед полицейскими, но, пересилив себя, он снова смотрит в бледное лицо покойницы.
– Да, это моя дочь, Мэри Энн. Ей сорок четыре, джентльмены, но никто никогда не давал ей ее лет. Так странно. Я хочу сказать, что ее мать рано состарилась, но наша дочь выглядела так, словно всегда будет вечно молодой. Я помню, что сказал об этом ее матери, и она попросила меня больше так не говорить, поскольку была очень суеверная. Ей казалось, что я могу накликать беду на девочку, и вот как оно вышло на самом деле…
– В том, что случилось, нет вашей вины, мистер Уокер, – Спрэтлинг старается вложить в голос немного тепла, – мы понимаем, что для вас это тяжелое испытание.
– Когда я смогу получить ее тело?
– В ближайшем времени.
– Вы собираетесь разрезать ее?
– Вы говорите о вскрытии, мистер Уокер? Мы уже провели его.
– Но вы должны были спросить моего согласия, а также и согласия Уильяма, он все же ее муж! Разве недостаточно того, что убийца издевался над ее телом?
– Мистер Уокер, это полицейское расследование; вскрытие было необходимо, чтобы понять, какие именно повреждения нанес убийца, – терпеливо объясняет Спрэтлинг. – По характеру ран мы можем установить, каким орудием он пользовался. Это облегчит поиски.
– Поиски… – повторяет Уокер и презрительно кривит рот.
Как и большинство простых лондонцев, Эдвард Уокер не доверяет полицейским и не верит, что они способны найти убийцу его дочери. Поэтому он не задает никаких вопросов по поводу расследования.
Тем же вечером в морг в сопровождении инспектора Эбберлайна приезжает муж убитой, Уильям Николе. Во дворе у дверей мертвецкой Николе встречает тестя в компании с неким худым молодым человеком с хмурым лицом. Уокер внимательно оглядывает своего зятя. Николе выглядит как джентльмен из светского общества: на нем пальто, шелковый цилиндр и перчатки. Резкий контраст между ним и уличной проституткой, убитой на Бакс-роу, нельзя не заметить. Трудно поверить, что этих двоих что-то могло связывать, но, тем не менее, это так.
– Посмотри на своего сына, Уильям, – просит Уокер. – Я его воспитал и смею заверить – сделал из него человека!
Уильям Николе смущен.
– Я, признаться, не узнал его, он очень изменился.
Эбберлайн показывает Николсу на двери морга.
Газетчики остаются снаружи, в морге констебли снимают крышку с гроба, Николе наклоняется к телу и тут же отстраняется. Когда он поворачивается к инспектору, в его глазах стоят слезы.
– Теперь, когда я вижу ее такой, я готов простить ей все, что она сделала со мной…
Эбберлайн вынужден соблюсти процедуру.
– Вы подтверждаете, что эта женщина – ваша жена Мэри Энн Николе?
– Да, – энергично кивает Николе.
Он повторит это снова у дверей морга, обращаясь не к газетчикам, которые жадно ловят каждое его слово, и не к Уокеру, что стоит у ворот. Уильям Николе говорит сам с собой.
– Это она, без всяких сомнений. Теперь все закончилось, раз и навсегда.
Но для Фредерика Эбберлайна и полиции Лондона все еще только начинается. Николсу же придется ответить на ряд вопросов:
– Как давно вы не жили вместе, мистер Николе?
– Уже семь лет. Семь лет назад она ушла от меня насовсем, она и раньше уходила – мы жили не дружно. Но в тот день она сказала, что больше не желает делить со мной постель. Я не знал, что сказать. У нас пятеро детей, но я тоже хотел, чтобы она ушла, потому что устал. Я не думал тогда, что все может закончиться так, как произошло.
– Где вы живете сейчас?
– Возле Старой Кентской дороги.
– Где вы работаете?
– «Перкинс, Бейкон и Компания». Почему вы спрашиваете меня об этом?
– Это необходимо для протокола, никто вас ни в чем не обвиняет, не беспокойтесь.
– Да, – Николе усмехается горько. – Было бы странно, если бы меня обвиняли! Я, правда, иногда не сдерживался, когда мы жили вместе, но это было так давно, и, честное слово, она всегда брала верх. Иногда я даже позволял ей ударить себя, я спускал ей многое. Может быть, если бы я вел себя тверже, все было бы иначе…
Эбберлайн терпеливо выслушивает его. В ходе беседы выясняется, что после свадьбы Уильям и Полли некоторое время жили самостоятельно, а затем перебрались к ее отцу на Трафальгар-стрит, где квартировали в течение десяти лет, до 1875 года, а затем около шести лет снимали дом на Стэмфорд-стрит.
– Мы платили пять шиллингов и шесть пенсов в неделю, – добавляет Уильям Николе– Было очень тяжело.