– Должен сказать вам, это неудачная покупка. В Штатах такие игрушки называют «оружием самоубийц», потому что с их помощью проще лишить жизни себя, чем причинить вред нападающему. Впрочем, даже самоубийце я бы не порекомендовал воспользоваться этим револьвером. Мне приходилось видеть однажды человека, стрелявшегося из такой штуки. Он остался жив, но мозг его оказался навсегда поврежден… Очень тяжелое зрелище.
– Я и не собираюсь никого убивать! – объясняет Сикерт. – Это создало бы массу ненужных хлопот, а ведь какого-нибудь негодяя, напавшего на вас, достаточно просто напугать. Все эти уличные крысы ужасно трусливы и отступают, стоит им столкнуться с уверенным в себе человеком. Я знаю, о чем говорю. Всего месяц тому назад я обратил в бегство парочку грабителей. Полагаю, их ввел в заблуждение мой внешний вид, и они были бы очень разочарованы, обследовав мои карманы; однако я не предоставил этим джентльменам такой возможности.
– Охотно вам верю, – говорит Стивен. – Однако что вы предпримете, если наткнетесь на одержимого лунатика, подобного тому, что убивает этих женщин?
– Думаю, что шанс этот ничтожно мал. Доля риска всегда присутствует, однако странно ограничивать себя в поступках из-за возможности столкнуться с безумцем.
– А вы думаете, это был лунатик? – интересуется Дарлинг у Стивена.
– Вполне возможно… Либо какой-нибудь молодой поэт, подобный рыцарю, о котором писал Томпсон.
Фрэнсис Томпсон, который до той поры молча следил за разговором, заливается краской. Джеймс Стивен иронизирует над его поэмой «Баллада о молодых ведьмах», где Фрэнсис описал похождения юного бесстрашного рыцаря, отыскивающего во тьме соблазнительных ведьм и безжалостно их уничтожающего.
Журналист не посылал эту поэму никому, за исключением нескольких знакомых.
– Я ведь просил вас обойтись без шуток! – замечает он раздраженно. – Если бы поэма была напечатана…
– Уверяю, вам так же неприятно было бы слышать критику, – подхватывает Уолтер Сикерт. – Что же касается счастья… Творцы редко бывают счастливы! Да и что есть счастье? Вопрос созвучный другому, сакраментальному: что есть истина?
– Не слушайте его, мой друг, – добродушно протестует Стивен, и журналист поворачивается к нему– Он закружит вам голову латынью и вопросами, на которые нет ответа с того момента, как человечество спустилось с веток на землю и начало нести чушь. Поверьте, все эти древние сентенции, освященные временем, по большей части пустословие!
– Кстати, насчет спуска с деревьев, – начинает Сикерт. – Случилось мне недавно сойтись в споре с одним джентльменом, который яростно опровергал господина Дарвина. Интересно, что бы он сказал по поводу истории Стивенсона?
– «Джекил и Хайд»? Но это ведь всего лишь фантазия, не более. Неужели вы в самом деле полагаете, что в каждом из нас скрывается чудовище, способное на те же преступления, что и Хайд?
Уолтер кривится, его ухмылка означает, что у него нет никакого желания спорить с собеседником по поводу вещей, которые он считает очевидными.
– Я бы все-таки предложил рассматривать эту вещь как аллегорию, – Дарлинг старается разрядить обстановку– Прошу вас, джентльмены, не будем ломать копья по столь ничтожному поводу!
В самом деле, что может быть огорчительнее в такой вечер, чем размолвка между старыми друзьями?