Записки экспедитора Тайной канцелярии

Глава III, об азах науки и новом поручении

В то утро Самойлов был в особенно приподнятом расположении духа. Вон какое погожее воскресенье зачинается, никуда спешить не надо. Можно с Лизой хоть весь день провести. Сначала буквы повторить, а после обеда так и на ярмарку – пусть дитя потешится. В такие дни вспоминалось Ивану, как батюшка его самого разным наукам учил: следы читать, зверя выслеживать, стрелять метко. Может, и не часто это бывало, зато в память детскую навсегда каждое слово отцово врезалось. Вот и сейчас чистит Иван пистоль, а сам вспоминает, как родитель втолковывал ему эту премудрость. Оттого и радость на сердце.

Самойлов оторвался от привычного занятия, увидел, что Лизавета обмакнула перо и приготовилась. Он дал ей первое задание:

– Так, теперь пиши: аз…

Девчушка, старательно нашептывая себе под нос название буквы, вывела на листе две скрещенные вверху палки и перекладину между ними. Взглянула – хорошо получилось. Ванюша тоже остался доволен, но виду не подал, а продолжил:

– Буки…

Ничего, она привыкла, что он редко ее хвалит. Лиза послушно обмакнула перо и начала выводить следующую букву, но в этот момент в комнате возник Егорка. Девочка отвлеклась, и жирная клякса расплылась на белом листе. Все бы ничего, да наехал черный паук одним боком на только что выведенный аз. А тут еще и Егорка добавил:

– Ваша милость, Ушаков вас требует срочно! Говорит, дело спешное!

– Понятно, – проворчала Лиза с досады. – Опять меня к монахиням?

– Ну-ка цыц! – еле сдержал улыбку Иван, уж больно умильное у Лизы было личико. – Сказывал, что за дело? – обратился он к Егорке.

– Нет, но курьер велел срочно! – зашептал денщик.

– Стараешься тут, пишешь… – бурчала Лизавета, – аз, буки, потом приходит… Ваша милость, Ушаков требует, – передразнила она Егора, – и опять неделю на крупе сидеть в Новодевичьем.

Тут уж стало не до смеху. Сколько раз Иван с ней беседы вел, разъяснял, что служба у него такая. А тут опять капризы. Егор тоже взглянул на девочку с укором, пытаясь урезонить строптивый нрав.

– Ладно, ладно, молчу, – вроде успокоилась Лизавета, но тут же не удержалась, чтобы с упреком не спросить: – Мне вещи собирать али как?

«Ох, егоза, ведь малая совсем, а бабская натура так и прет», – усмехнулся про себя Егорка.

Глава IV, в которой наш герой приступает к дознанию и объявляет в злосчастной усадьбе осадное положение

Андрей Иванович ожидал Самойлова у себя в кабинете, и когда тот вошел и сдержанно, по своему обыкновению, молча поклонился, начальник Приказа сразу приступил к делу:

– Вот, ознакомься, Ваня, – протянул он бумагу, – завещание исчезло, черт его знает, как, аккурат перед тем, как поверенный должен был его огласить.

– Вы позволите? – учтиво откликнулся Самойлов, протягивая руку за листом.

Требовалось разобраться, о чем речь идет, а от Ушакова сейчас едва ли дождешься разъяснений.

– Да, читай. Думаю, что на месте документ ты вряд ли найдешь. Что упало, то пропало. Но глянуть на людишек стоит. Прислугу испросить. Главное, выясни, кто прямые наследники. Дело, конечно, плевое, но покойный был верным слугой государевым, надо помочь! Иди.

Вот так просто начинается для Самойлова каждая новая история: Андрей Иванович коротко и сухо излагает часть фактов (об остальном приходится догадываться или выискивать сведения в бумагах), а потом говорит «Иди!», и Иван идет. А чаще едет, и порой довольно далеко. И никогда не знает, что ждет его, как будет выкручиваться и даже вернется ли обратно. Недаром Лиза каждый раз пугается, чуткое девичье сердечко не обманешь. Да уж, беспокойная выдалась ему служба. И бедной сиротке страдать приходится. Вот на ярмарку хотели, а теперь когда получится. Но долг велит отправляться в путь, и себе Иван теперь уже не принадлежит. А что из этого выйдет – на то воля Божья.

Дорога оказалась не слишком долгая, но утомительная. Наконец карета достигла скорбной усадьбы и остановилась перед крыльцом. Ее тут же окружили дворовые, Егорке даже не понадобилось помогать хозяину выйти: когда он спрыгнул с козел, дверь кареты была услужливо распахнута, и Самойлов с важным видом уже предстал перед любопытной дворней. Из окна второго этажа за ними тоже наблюдали, но сие обстоятельство осталось прибывшими не замеченным.

Егорке очень нравилось, что Иван взял в привычку вести себя на задании высокомерно и немногословно: это придавало весу их миссии и напускало страху на простолюдинов, к коим шустрый денщик себя уже никак не относил. Оставив мужичье позади, он с барином неторопливо поднялся по ступенькам. Слуга проводил их в столовую – туда, где и ожидало почтенное семейство, пребывающее в недоумении. Перед самыми ее дверьми Самойлов тихонько шепнул денщику, чтобы тот отправлялся разузнать суть дела в людскую, а сам приготовился к встрече с родственниками покойного.