Записки эмигрантки

Через несколько минут действительно выскочил какой-то мужичок и стал совать нам квитанции, по которым мы должны были оплатить этот штраф, и рисовать схему – по ней мы должны были найти здание, где необходимо сдать отпечатки пальцев.

– 

Это еще зачем? – поинтересовалась я.

– 

Чистая формальность. Против Вас же подан документ о защите. Должны быть Ваши отпечатки пальцев, – поспешно объяснил он. – То же самое проделает и вторая сторона.

Забрав все бумаги и поблагодарив Марину за помощь, я вышла из ставшего мне ненавистным здания суда. Предварительно забрав свой так и не понадобившийся диктофон. Отпечатки пальчиков надо было «оставить» в здании, прилегающем к тюрьме. Недалеко, в этом же городе. Я шла по улице, на которой не было ни единого пешехода, направляясь к зданию тюрьмы. Солнце обжигало – конец июля. Но я его не чувствовала. Меня обжигало совсем другое чувство внутри. Смесь невероятности происходящего и вопроса: как я могла вляпаться в такое дерьмо? Суд, тюрьма, отпечатки пальцев. За что? Только за то, что я попросила полицию избавить меня от этого опасного человека? Да если бы я знала, что мне надо будет пройти через все это, я бы сто раз подумала, прежде чем переступить порог полицейского участка. Они же сами делают все, чтобы женщины не обращались к ним. Или, может, это мое такое «еврейское счастье»? Не верилось, что это происходит со мной – честным, законопослушным гражданином. Подойдя к зданию тюрьмы и войдя в нужную дверь, я протянула девушке бумаги. У меня стали брать отпечатки пальцев.

– 

Какой красивый у Вас браслет! – заметила девушка, – Да Вы не волнуйтесь так! Это ничего не значит! Через три месяца все будет аннулировано. Если, конечно, ничего не произойдет и Вы не захотите проникнуть к нему в дом и оставить там свои пальчики.

«Боже упаси!» – подумала я.

– 

Ну вот и все! Готово! – улыбаясь, сказала девушка. – Можете идти! И не переживайте Вы так! Это пустяк! Проще относитесь к этому!

«Интересно, по мне так видно, что я нервничаю или она всем так говорит?» – задала я себе вопрос, выходя из здания тюрьмы. Я позвонила Славе, сказать, что готова уезжать отсюда.

– 

Я сейчас подъеду, – ответил он. – Я здесь, недалеко.

Оказавшись дома, я прилегла на свой матрас. Мне надо подумать обо всем и успокоиться. Итак, что мы имеем? С Джозефом покончено. Навсегда. Я больше никогда его не увижу и не услышу. Да, несправедливость в суде, которая поедает меня. Я сама во всем виновата. Понадеялась на то, что такая умная. Правосудие здесь так не работает. Надо было пойти к юристу и проконсультироваться. Но это мы уже проехали. Поздно. Значит, просто надо забыть. Отпечатки пальцев? Неприятно! Но если верить девушке – это только три месяца, за которые, конечно же, я не собираюсь вламываться в дом к этому маразматику. Значит, тоже можно забыть. Да, унижение. Но об этом знаю только я. Забыть! Все прошло. На сегодняшний день я получаю какие-то деньги, у меня есть машина и я могу продолжать жить. Свободно, с чистого листа. Новая работа, новый бойфренд. О втором как-то думать пока не хотелось. Я свободна и у меня все впереди. А то, что прошло – забыть! Оно больше никогда о себе не напомнит!

Вот в этом-то как раз я и ошиблась. Забегая вперед скажу, что в дальнейшем, каждый раз, когда я пересекала границу, въезжая в Америку из другой страны, меня, просматривая мои документы, как преступницу, отзывали в отдельную комнату для проверки. Не прибыла ли я вместе с тем, кто подавал на меня иск. Где же логика? Ведь если бы я наладила отношения с «пострадавшим», он бы, наверное, отозвал свой иск.

– 

Летели одна? – каждый раз спрашивает меня офицер в отдельной комнате, где задерживаются подозрительные личности.

– 

Да, – отвечаю я.

– 

Поверьте, мне не хочется доставить Вам неприятные минуты. Такое у нас указание, – сказал мне офицер, оправдываясь, когда я как-то спросила, сколько это будет продолжаться.

Когда я летела не одна, они спрашивают, с кем я летела. Но все это ничего. Самое неприятное, когда офицер на паспортном контроле, внимательно изучая мой документ и сверяясь с компьютером, установленным напротив него, вдруг делает из доброжелательного очень строгое лицо и говорит:

– 

Пройдемте! – покидает свой пост, сопровождая меня.