-- Отчего же жена не чешется, когда у мужа зудитъ? Отчего же мужъ не чихаетъ, когда жена страдаетъ насморкомъ? Отвѣчайте или платите.
Евреи хохотали и платили.
-- Эхъ, ничего-то вы не смыслите. Еслибъ жена чувствовала въ своемъ тѣлѣ всегда то же самое, что чувствуетъ мужъ, а мужъ -- то же самое, что чувствуетъ жена, то что проку было бы изъ того, что они поколотятъ другъ друга? Я колочу свою жену и самъ же плачу отъ боли, что-жь тутъ хорошаго!
-- Браво, Хайклъ, дѣльно, разумно! Спрашивай еще!
-- Господа! продолжалъ Хайклъ:-- еще одинъ вопросъ, самый мудрый, самый философскій, самый...
-- Спрашивай, спрашивай!
-- Нѣтъ, господа, это вопросъ дорогого сорта, десять грошей нельзя; себѣ дороже стоитъ. Кто не съумѣетъ его разрѣшить, тотъ да уплатитъ двадцать грошей!
-- Ну, это ужь черезчуръ дорого.
-- Какъ угодно. Мы свой товаръ упакуемъ для другихъ.
-- Куда ни шло, спрашивай.
-- Итакъ, двадцать грошей?
-- Двадцать, двадцать!
-- Какой вопросъ вопросительнѣе всѣхъ вопросовъ? глубокомысленно спросилъ Хайклъ, приложивъ палецъ въ носу.
Евреи задумались не на шутку.
-- Да, сказали нѣкоторые: -- это глубокій вопросъ, каббалистическій.
-- Не отвѣчаете? Если вы честные люди, то платите по уговору.
Всѣ расплатились добросовѣстно.
-- Ну, объясни же теперь ты, Хайклъ.
-- Господа, вы не знаете?
-- Не знаемъ, конечно. Мы заплатили.
-- Ну, я тоже не знаю и плачу. Вотъ двадцать грошей по уговору.
Онъ тоже положилъ въ бубны свои гроши.
Мнѣ опротивѣлъ и Хайклъ и его остроты. Но я обязанъ былъ сидѣть, пока шаферы не уведутъ меня туда, куда имъ будетъ угодно. Я обрадовался,когда начался послѣдній, оффиціальный танецъ съ невѣстой. Это такъ-называемый
-- Милости просимъ, тараторила теща:-- милости просимъ, ясновельможная пани и ясновельможные панове, посмотрѣть нашихъ молодыхъ.
Не знаю почему, но я взволновался при видѣ незнакомыхъ мнѣ людей, принадлежащихъ повидимому и къ другой націи и къ другому общественному классу. Эти люди идутъ смотрѣть на насъ, какъ на звѣрей, чтобы потомъ насъ же и осмѣять, подумалъ я, и не переставалъ на нихъ смотрѣть. Лица нѣкоторыхъ были мнѣ какъ будто знакомы. Я старался припомнить, гдѣ я ихъ видѣлъ. Теща, между тѣмъ, тащила барышню почти насильно, повторяя: пожалуйте, пожалуйте, очень рады...
-- Ради Бога, не безпокойтесь. Мнѣ, право, очень совѣстно, что мы вамъ помѣшали. Я хотѣла только издали взглянуть на свадьбу, но братъ насильно затащилъ и...
Этотъ мелодичный, нѣжный голосъ я тотчасъ узналъ: это былъ голосъ моей дорогой, незабвенной Оли. Сильно сжалось мое сердце, завѣса упала съ глазъ, и я узналъ милыя черты Мити въ лицѣ блестящаго офицера. Мнѣ сдѣлалось стыдно, страшно, нестерпимо больно. Я чувствовалъ, что близокъ въ обмороку...
-- Мнѣ дурно... Уведите меня, простоналъ я.
Вокругъ меня засуетились. Меня поспѣшно вывели въ другую комнату. Я уткнулъ голову въ мое брачное ложе и горько зарыдалъ.
На другой день я былъ номинально супругомъ. Счастливымъ ли?... Объ этомъ рѣчь впереди.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
I.
Новая обстановка.-- Первые шипы розы.