Лена замолчала и закрыла глаза руками.
-- Что-же? не вытерпѣлъ я.
-- Юліанъ уѣхалъ... получилъ мои деньги и.... пропалъ безъ вѣсти.
-- И вы до сихъ поръ не перестаете любить вашего Юліана?
-- О, нѣтъ. Я презираю и ненавижу его. Отецъ мой былъ правъ. Мы потомъ уже узнали, что всѣ допосы на отца писалъ онъ же самъ съ вѣдома своего шурина и сестры; что фальшивые билеты они же сами къ намъ подбросили; что они же на насъ донесли, а Юліанъ насъ спасъ собственно для того, чтобы вкрасться къ намъ въ довѣріе. Онъ узналъ о моемъ наслѣдствѣ, притворился влюбленнымъ, чтобы вѣрнѣе овладѣть моимъ состояніемъ.
-- И отецъ вашъ не преслѣдовалъ негодяя?
-- Гдѣ-же отыскивать прикажете?
-- Но вѣдь его сестра тутъ же въ колоніи живетъ?
-- Я съ отцомъ разъ отправилась къ сестрѣ его. Она, завидѣвъ насъ издали, выбѣжала къ цамъ на встрѣчу. При видѣ ея, я не могла удержаться отъ слезъ. "Плачь, плачь, безбожница! Вотъ тебѣ за то, что ты увлекла моего бѣднаго брата въ вашу проклятую семью. И ты думала, что честный еврей можетъ быть мужемъ дочеря херемника {Херемъ, или анаѳема, налагался въ прежнія времена кагаломъ или цадиками. Съ херемникомъ прекращались всякія житейскія и коммерческія отношенія. Херемъ заключалъ въ себѣ, въ одно и то же время, и родъ отлученія отъ синагоги, и лишеніе правъ состоянія. Неудивительно, что херема боялись какъ каторги... Несчастные херемники, большею частію, превращались въ нищихъ и невозвратно погибали. Русскій законъ обратилъ наконецъ вниманіе на это зло. Съ тѣхъ поръ, рѣдко прибѣгаютъ къ херему, но и то таинственнымъ и подпольнымъ образомъ.}?" Сказавъ это, она вбѣжала въ избу и хлопнула за собою дверью. Отецъ обращался и въ полицію, и къ смотрителю, но напрасно.
Въ эту минуту раздался голосъ старика Якоба, звавшаго дочь. Мы незамѣтно пробесѣдовали до заката солнца. Старикъ пытливо взглянулъ намъ глаза, когда мы вошли въ избу.
-- Держу пари, обратился онъ къ сыну, усмѣхаясь:-- держу пари, что Лена успѣла уже выболтать все нашему гостю.
-- Да, отецъ. Я все разсказала.
-- Я неопасенъ для Лены, успокоилъ я старика.-- Я не Іуда; и притомъ я.... отецъ семейства.
Старикъ тепло пожалъ мнѣ руку.
Маргарита, между тѣмъ, суетилась. Она накрыла на столъ чистую скатерть, поставила приборы, и вообще убрала столъ праздничнымъ образомъ. На столѣ появилась и бутылка вина. Всѣ члены семейства разошлись по своимъ комнатамъ. Чрезъ четверть часа они опять собрались въ столовой, умытые, причесанные, въ свѣжемъ бѣльѣ и праздничномъ платьѣ. Старикъ набожно сложилъ руки и съ чувствомъ произнесъ:
-- Господи, благодарю тебя за будипчный, здоровый трудъ и за наступающій сладкій отдыхъ святой субботы! Дай намъ, о Господи, здоровье и силъ трудиться, благослови нашъ трудъ и одари насъ разумомъ, дабы пользоваться твоими благами, и любить своихъ ближнихъ.
Всѣ весело усѣлись за столъ. Даже лицо Лены какъ-то прояснилось. Меня усадили между отцомъ и дочерью. Маргарита съ своимъ внукомъ усѣлась тоже за столъ. Я чувствовалъ, какъ въ моемъ сердцѣ шевелилось нѣчто особенно хорошее, честное, спокойное, что-то такое, что словами передать невозможно. Я мысленно проходилъ различныя, знакомыя мнѣ сферы еврейской жизни и ощущалъ свѣжесть покой, разумной среды.
-- О чемъ вы такъ глубоко задумались? спросилъ меня старикъ.
Я отпустилъ ему какой-то комплиментъ.
-- Похвалу вашу принимаю, только не на свой счетъ. Если въ нашей семьѣ есть что нибудь хорошее, то мы обязаны этимъ моему дѣду раввину и бѣдному отцу, положившему свои страдальческія кости въ Россіи. Нѣсколько десятковъ лѣтъ сряду они выбивались изъ силъ, чтобы избавить своихъ братьевъ отъ различныхъ тягостныхъ бредней, вредныхъ житейскихъ правилъ и дикихъ обычаевъ, но успѣли привить свои взгляды только собственнымъ дѣтямъ. Единовѣрцы возстали противъ нихъ. Дошло до того, что отцу моему и нашей семьѣ пришлось бѣжать изъ родины, чтобы скрыться отъ опаснаго преслѣдованія.
-- Могу ли узнать, въ чемъ именно заключались тенденціи вашихъ предковъ, такъ благодѣтельно отразившіяся на вашей семьѣ?
-- Тенденціи эти легко по пальцамъ сосчитать: "Богъ есть единый. Онъ требуетъ много дѣла и мало словъ. Что непріятно тебѣ, того не причиняй своему ближнему. Въ поступкахъ и образѣ жизни человѣка скрываются его рай и его адъ. Въ потѣ лица пріобрѣтай свой хлѣбъ". Я далеко не философъ, не теологъ и не еврейскій ученый, но мнѣ кажется, что въ этихъ немногихъ словахъ заключается весь катихизисъ истаго еврея и человѣка и вся сущность ученія Моисея и пророковъ.
-- Что-же по вашему талмудъ?