Записки еврея

 -- Каверзная штукенція! сѣтовалъ любезный квартальный надзиратель нашего участка.-- Полицействую я цѣлыхъ тридцать лѣтъ, посѣдѣлъ въ мундирѣ и треуголкѣ, а такой невидальщины еще не испытывалъ. Желалъ бы помочь, да не могу. Рожа -- не свой братъ -- не скроешь; торчитъ проклятая и мозолитъ глаза высшему начальству. Ничего придумать не умѣю. Придется обрубливать жидовскіе пейсики и обрывать длинные кафтаны.

 Чины злились на безприбыльную штукенцію и злость свою вымещали на бѣдныхъ евреяхъ. Евреевъ тащили въ полицію къ стрижкѣ, какъ барановъ. Нерѣдко полицейскіе чины самолично исполняли обязанность цирюльниковъ; нерѣдко будочники обрубливали еврейскіе пейсики тупыми топорами. Жестокая, безпощадная рука пьянаго чина зигзагами обрывала полы единственнаго кафтана бѣдняка. Съ еврейскихъ женщинъ грубая рука безцеремонно срывала головныя повязки среди улицъ на базарной площади; стриженыхъ или бритыхъ тащили въ полиціи и запирали въ ямы...

 Ни въ свирѣпое холерное время, ни въ печальные дни "беголесъ" не раздавалось такихъ болѣзненныхъ криковъ, не слышалось такихъ частыхъ и глубокихъ вздоховъ, какъ въ періодъ переодѣванія. Синагоги цѣлые дни были биткомъ набиты, совѣщаніе слѣдовало за совѣщаніемъ. Дѣлались баснословныя складчины. Сочинялись краснорѣчивѣйшія прошенія къ высшей власти и посылались депутаціи. Законъ остался несокрушимымъ.

 Общества еврейскія раздѣлились на партіи. Небольшое число было за законъ, видѣло въ немъ существенную пользу и начало лучшихъ временъ для евреевъ; большая же часть религіозныхъ пессимистовъ была противъ закона и пророчила безконечно-длинную цѣпь національныхъ бѣдствій. Партіи на общественныхъ сходкахъ горланили, спорили, доказывали, доходили чуть не до драки, но, въ концѣ концовъ, каждая оставалась при своихъ убѣжденіяхъ.

 Волненія эти происходили, въ большей или меньшей мѣрѣ, почти во всѣхъ еврейскихъ кагалахъ, по ближе другихъ къ сердцу принимали новый законъ польскіе евреи. Ихъ подстрекали польскіе цадики и хасидацы.

 Одинъ изъ моихъ знакомыхъ, проживавшій въ описываемое время въ одномъ изъ губернскихъ городовъ, населенномъ почти одними польскими евреями, разсказалъ мнѣ впослѣдствіи объ одной характеристической сходкѣ, на которой онъ присутствовалъ лично.

 Въ томъ губернскомъ городѣ резидировалъ раввинъ-фанатикъ, какихъ мало. До славы цадика онъ не успѣлъ еще дойти, хотя перешагнулъ уже за седьмой десятокъ; но всеобщая молва о его искренней, пуританской, набожности выдвинула его изъ ряда обыкновенныхъ раввиновъ. Съ виду онъ напоминалъ собою египетскую мумію,-- до того строгіе посты, молитвы и безсонныя ночи, проведенныя надъ талмудомъ и молитвами, изсушили его тѣло. Онъ вѣчно болѣлъ и страдалъ постоянными флюсами, а потому, и зимою и лѣтомъ, большую часть времени проводилъ въ кровати на своихъ жиденькихъ, ничѣмъ не покрытыхъ пуховикахъ, самъ укутанный пуховикомъ же до подбородка. Одна голова его сообщалась съ комнатнымъ воздухомъ, и то не вся: до бровей она утопала въ ваточной, собольей, хвостатой шапкѣ. На улицу онъ выходилъ не иначе, какъ только подвязавъ предварительно щеки заячьимъ мѣхомъ.

 Подъ предсѣдательствомъ этого стараго чудака была устроена сходка, въ которой предстояло рѣшить вопросъ о переодѣваніи. Сходка была въ синагогѣ, конечно. Народу была тьма-тьмущая. Кромѣ важности самаго вопроса, каждаго интересовалъ диспутъ, предвидѣвшійся между раввиномъ и однимъ старикомъ-евреемъ, стяжавшимъ себѣ извѣстность вѣчной оппозиціей противъ мнѣній раввина. Этого старика евреи, впрочемъ, не любили, считая его скрытымъ атеистомъ, но въ глаза льстили ему, ибо онъ былъ богатъ и былъ однимъ изъ крупныхъ коммерческихъ дѣятелей города.

 -- Братья! началъ разбитымъ, старческимъ голосомъ раввинъ.-- Вѣра праотцевъ нашихъ въ большой опасности. Что дѣлать намъ?

 -- Ничего не дѣлать, а повиноваться. Талмудъ гласитъ: "законъ царя -- законъ Божій", рѣзко отвѣтилъ за всѣхъ оппозиторъ раввина.

 -- Да. Но святой талмудъ гласитъ также: "пожертвуй жизнью, но не измѣняй вѣры".

 -- Какое отношеніе между вѣрой и ермолкой?

 -- Какъ? изумился раввинъ.

 -- Рабби, выслушайте меня до конца. Я хочу высказаться разомъ. Я обязанъ это сдѣлать. Потомъ рѣшайте, какъ знаете.

 -- Я слушаю васъ, согласился раввинъ не безъ вздоха, предчувствуя сильную оппозицію.

 -- Маймонидъ сочинилъ цѣлую книгу подъ заглавіемъ: "Тайме гамицвесъ" (Мотивы религіозныхъ постановленій); самой книгой этой нашъ великій авторитетъ доказалъ, что и мы не лишены права доискиваться до подобнаго рода мотивовъ. Этимъ правомъ я и воспользуюсь.

 -- Маймонидъ... началъ-было ворчать раввинъ, но оппозиторъ не далъ ему продолжать.